Илья Эренбург - Неправдоподобные истории

Илья Григорьевич Эренбург, столетие со дня рождения которого отмечается в этом году, был сверстником Михаила Булгакова и Осипа Мандельштама, погодком Бориса Пастернака и Марины Цветаевой. Рядом с этими именами, лишь в последние годы занявшими в народном сознании подобающее им место, сразу поблекли, потускнели громкие имена былых классиков и корифеев советской литературы (Федина, Фадеева). Раздаются даже голоса, призывающие «сбросить с парохода современности» Горького и Маяковского.

Официальную «табель о рангах», казалось бы, на веки вечные установившую иерархию всех ценностей и достижений русской литературы XX века, сегодня никто уже не принимает всерьез.

Как же отразятся (или уже отразились?) все эти события на репутации Ильи Эренбурга?

В самые худшие для нашей литературы времена (последние годы жизни Сталина) сложилась и надолго утвердилась такая литературоведческая схема: писатель всю жизнь впадал в разнообразные грехи, совершал ошибки, мучительно преодолевал различные соблазны и заблуждения, пока наконец не выходил — как правило, к концу жизни — на светлую, единственно правильную дорогу социалистического реализма.

На эту «колодку» натягивалась любая жизнь, любая творческая судьба. Даже Горький, и тот прошел через соблазны ницшеанства, богоискательства и других политических и эстетических ересей, пока не создал свой шедевр — роман «Мать». Маяковский долго и трудно преодолевал грехи молодости: футуризм, Леф, формалистические «вывихи». Федин тоже чего-то там преодолевал всю свою долгую жизнь, пока не достиг вершин: романов «Первые радости» и «Необыкновенное лето».

Но больше всех «петлял» и метался из стороны в сторону Эренбург. Его творческий путь, согласно этой схеме, представлял собою особенно извилистую, изобилующую особенно крутыми поворотами тропу «в темноте бездорожья». Но в конце концов и он вышел на верную дорогу, написав «Бурю» и «Девятый вал» — романы, удостоенные высших литературных наград того времени.

Без малого шесть десятков лет работал Эренбург в литературе. Количество книг, написанных и изданных им за это время, далеко переваливает за сотню. («Я плодовит, как крольчиха», — не без иронии говорил он о себе.) И едва ли не каждая из написанных им книг была своего рода сенсацией, сразу же оказывалась в центре читательских интересов, споров, дискуссий.

Эренбург с благодарностью отметил эту особенность своей литературной судьбы.

Незадолго до смерти, побывав в Индии, он написал стихотворение «Коровы в Калькутте». В нем рассказывалось о незавидной участи калькуттских священных коров:

Кончалось стихотворение несколько неожиданно:

Тут, правда, он слегка погрешил против истины. Как я уже сказал, был в его жизни момент, когда он оказался причислен к «священным коровам». О его романе «Девятый вал» Фадеев писал, что он мощен, гуманистичен, в нем клокотание народных сил, людской потоп. Критика захлебывалась восторгом. Но сам Эренбург вскоре отозвался об этой своей книге трезво и безжалостно: «А я написал плохой роман». Обладая всеми атрибутами «живого классика», сам он не склонен был особенно обольщаться насчет их истинной ценности.

«Представители различных издательств, журналов, газет, театров читали поздравительные адреса, похожие один на другой: „пламенный трибун“, „отточенное перо“, „неутомимый борец за мир“, „книги, вошедшие в золотой фонд советской литературы“… Было очень жарко, и дерматиновые папки, которые высились предо мной, скверно пахли». Так он описал свой шестидесятилетний юбилей.

Сегодня, когда с треском ломаются и рушатся все устаревшие схемы, настала пора вспомнить настоящего [1] Авторская разрядка заменена на жирный жрифт (прим. верстальщика). Эренбурга. Не того, кого превратили в «священную корову», увенчав всеми полагающимися «живому классику» лаврами, а такого, каким он был в самом начале своего пути, — веселого, озорного, издевающегося.