Илья Маркин - Впереди — Днепр!

«Ивакин-то не один там был. Позади-то командиры сидели. Они все видели…»

Неудержимое отчаяние вновь придавило Круглова к земле. В памяти мелькнула веселая, дрожавшая от смеха Наташа и тугой пучок волос на ее голове. Наташу сменило весеннее, далекое-далекое утро, когда он еще мальчонком с работниками выехал в залитое солнцем, сизое от легкого пара яровое поле. От этого воспоминания у него потеплело в груди. Он приподнялся, потом встал на колени. Сквозь густые ветви сосен упрямо сочились тонкие и прямые иглы такого же, как в то далекое утро, солнечного света. Укрытые под деревьями лошади, разбившись попарно, с упоением чесали зубами друг другу холки.

«А может, и не знает никто, — жадно оглядывая лошадей, недвижно уснувшие ели и испещренную солнечными бликами землю, подумал Круглов, — может, перебили всех в тот день, и один я в живых остался…»

От командира партизанской бригады Перегудов вернулся только на третьи сутки. Возбужденный, с худым сияющим лицом и необычно улыбчивыми глазами, он старательно захлопнул дверь землянки и с каким-то праздничным тоном в голосе торопливо заговорил:

— Ух, Степан Иванович, и дела развертываются. Как услышал, дух захватило! Первое — это положение на фронтах. Наступление гитлеровцев на Курск от Орла и Белгорода в пух и прах провалилось. Воронежский и Степной фронты отбросили немцев назад к Белгороду и полностью вышли на свои прежние позиции. Западный, Брянский и Центральный фронты с трех сторон штурмуют орловскую группировку гитлеровцев. Есть сведения, что немцы начинают поспешно оттягивать свои тылы из Орла. Так что не просто жарковато фашистам, а совсем горячо, вот-вот жареным запахнет.

— Это одно, — торопливо прикурив от папиросы Васильцова, продолжал Перегудов, — а теперь второе, наше, партизанское. Только лично для тебя, больше пока никому ни звука! Все наши партизанские силы начинают грандиозную операцию. «Рельсовую войну»! Понимаешь? Не налет, не взрыв, не операцию, а войну, да еще рельсовую. Это, Степан Иванович, и представить трудно. Суть вот в чем. Все наши партизанские отряды, группы, соединения по общему единому плану, в одну и ту же ночь на всей нашей территории, захваченной фашистами, рвут на железных дорогах рельсы, мосты, переезды, стрелочные устройства. Короче говоря, наносят мощный одновременный удар по всем железным дорогам в тылах немецких войск. Подумай только, — склонясь к Васильцову, воскликнул Перегудов, — каково будет самочувствие немецких солдат, да и не только солдат, когда на всех основных магистралях оккупированной территории разом полыхнут тысячи взрывов. Вот те и уничтожены советские партизаны!.. Вот те и горстки бродяг и бандитов, как распинается о нас Геббельс. А что они запоют, когда почти вся прифронтовая железнодорожная сеть будет выведена из строя, когда эшелоны не смогут двинуться ни к фронту, ни от фронта?

Затаив дыхание, слушал Васильцов Перегудова и от возбуждения переломал целую коробку спичек.

— Эй, эй! — остановил его Перегудов. — Ты что же это? Спички у нас на вес золота, а ты их, словно фрицев, крошишь.

Васильцов по-мальчишески густо покраснел и поспешно собрал обломки спичек с уцелевшими головками.

— Ну, ладно, — миролюбиво сказал Перегудов, — скоро всего будет вволю, а не только спичек. Так вот, — развернул он карту, — на операцию приказано вывести всех партизан. Охрану лагеря поручим тем больным и раненым, которые способны владеть оружием. А впрочем за лагерь опасения напрасны. Фрицам сейчас не до нас, их с фронта так жмут, что только треск стоит. Так вот, идем на подрыв вот этих участков.

Как и всегда, принимая решение, Перегудов то и дело спрашивал Васильцова, думал, вновь советовался и, выбрав лучший вариант действий неизменно восклицал:

— Подписано! Точка!

— А теперь вот что, — поставив очередную «точку», в раздумье сказал Перегудов, — помимо участков железнодорожного полотна нам приказано уничтожить еще один объект. Это мост, да собственно не мост, а мостик на перекрестке большака и железной дороги. С виду объект не больно важен, но роль его сейчас очень велика. Его уничтожение закупоривает сразу две дороги. Вся беда в том, что подобраться к нему трудно и сделать это может не всякий. Тут нужна и голова светлая и отвага безграничная.

— Кленов, Артем, — сказал Васильцов.

— И я так думал. Этот справится. И группа у него надежная.

— Вот только, — болезненно морщась, с трудом проговорил Васильцов, — только вот Нина… После столь тяжелой работы в Орле она еще не совсем оправилась.