Леонид Сурин - Летним вечером

Хороший доклад, обстоятельный. И про освоение целины и про разные страны рассказал. Все честь честью шло, гладко… И вдруг просит слова Нюрка. Председатель наш как услышал, так аж с лица изменился. Выходит она на сцену. Смущения какого-нибудь или робости у нее что-то не видно. И начинает она при всем народе крыть. «За то, что вы, — говорит, — товарищ Латугин, наконец, и к нам заглянули, за это спасибо. И за доклад вам спасибо. Хороший доклад. Только вот, что я вам скажу, а там хотите обижайтесь, хотите нет. Вы нам тут подробно и про целину и про международные дела говорили, а про наш колхоз — ничего. А ведь мы газеты тоже читаем. Это не старое время. У нас в колхозе одних газет каждый день приходит чуть не две сотни да журналов сколько. А вы скажите лучше, скоро ли у нас в колхозе все электрифицируют? Скоро ли мы механизацию проводить начнем? Да почаще бы надо к нам наведываться и вам, и председателю райисполкома». И пошла, и пошла…

Председатель ей и рукой машет, и глазами моргает. А она, возьми да и скажи перед всем собранием:

«Вы, Федор Ермолаевич, рукой не машите и подмаргивать мне тоже нечего. Не на гулянке мы с вами, а на колхозном собрании. Сами же вчера у нас на ферме плакались, что районное начальство про нас забыло. Так вот оно, начальство-то, рядом с вами сидит. Чего же вы молчите, будто в рот воды набрали? И обижаться на меня нечего. Комсомолка я и по-комсомольски поступаю. Я не за себя хлопочу, я о деле беспокоюсь. Вся душа у меня изболелась. Сходила я недавно в «Зарю». У них коровы по две тысячи литров молока дают, а есть такие, что и к трем подвигаются. А у нас? Восемьсот! А если тысяча, так это чуть ли не рекорд. А чем мы хуже? Создайте нам такие условия, как в «Заре», мы и «Зарю» на соревнование вызовем…» — «Верно! — закричали доярки. — Верно, Нюрка!»

А секретарь райкома сидит за столом, платочком утирается, нет-нет на Нюрку глянет, да чуть приметно так улыбнется.

Кончила она, секретарь поднялся и говорит:

«За критику спасибо, товарищи… — Улыбнулся. — Не скажу, что мне очень уж приятно было слушать. Человек так устроен, что ему гораздо приятней, когда его хвалят, чем когда ругают. Но не в том дело, товарищи, приятно это или нет. Дело в том, что критика, как учит нас партия, необходима нам как воздух. И даю вам слово, что я все эти замечания учту и помогу вашему колхозу. А вам, Федор Ермолаевич, надо прислушиваться, что рядовые колхозники говорят. С таким народом и особенно с молодежью такой, как у вас, горы своротить можно». Вот как все повернулось.

А за Нюркой к той поре уже парни увиваться стали. Да добро бы хоть один, а то сразу несколько. И главным ухажором среди них — Алешка Звездин. Парень он непутевый, бабьим вниманием избалован. Работать не очень горазд. «Работа, дескать, не медведь, в лес не убежит. От работы кони дохнут». А гулять так первый. Одна только и слава, что гармонист хороший. Как вечер, он сейчас гармонию свою под мышку и к Нюрке. Сядет возле избы на лавочку, меха растянет, запоет:

Тьфу! Глаза не глядели бы и уши не слушали. Так мне этот Алешка со своей гармонией надоел, что не вытерпел я раз, вышел на крыльцо и совестить их стал:

«Вы, — говорю, — полуночники, спать мне дадите или нет? Возьму вот сейчас ведро с водой да и охлестну».

Алешка огрызаться стал, а Нюрка свое: «Ха-ха-ха». А как зальется — так в другом конце деревни слышно.

Осенью вернулся со службы Игнат Фомин. Он до армии в кузнице у нас работал и еще тогда силой своей отличался. А со службы пришел таким молодцом, что хоть гири ему давай да в цирке показывай. Силища необыкновенная. Весь в отца удался. Отец его покойный на всю округу первый силач был, а молчун такой, что по неделям слова от него, бывало, не добьешься. И Игнат тоже характером в отца пошел. Неразговорчивый. «Да», «нет» или о деле пару слов — вот и весь его разговор.

В армии служил он в пограничниках. Служба, сам понимаешь, тяжелая, опасная. И раз, когда Игнат в дозоре был, на него нарушитель напоролся. Диверсант матерый, вооружен до зубов и опытный. Игнат с ним и схватился. Задержал, на заставу доставил. Командир его тогда часами именными наградил и матери, Матрене Тимофеевне, письмо прислал: «Благодарю, дескать, Вас, Матрена Тимофеевна, за то, что сына такого воспитали. Хороший солдат, верно Родине служит».

И только Игнат домой со станции приехал, зашла к ним в тот же день учительница с ребятишками. Учительница у нас хорошая. Только тогда институт окончила — и к нам в деревню приехала. Уважительная такая, интеллигентная, но простая. Со всеми так это по душам поговорит, деликатно, чтоб не обидеть… Спросит, если что не ясно, посоветуется…

Читать дальше