Владимир Солоухин - Чаша. (Эссе)

Открыл нам дверь небольшого росточка седенький старичок, и то, что сопровождавший меня тогда граф Николай Павлович Ламсдорф, сам уже весь изветшавший, обратился к старичку “ваше превосходительство”, одно это было удивительно и необычайно для меня.

Особняк среди старых деревьев, подступавших к нему вплотную, отсырел, замшел, одрях. Он умирал естественной медленной смертью. Погибал он не только от своего возраста, но и от заброшенности, от забвения. Даже если бы свалились с неба деньги на ремонт, реставрацию и содержание музея, все равно никто сюда из довольно-таки отдаленного Парижа не ездит. Некогда кипучий многолюдный мир русской эмиграции кончался и умирал даже быстрее, чем этот особняк. А собственно, парижанам, французам и в голову не пришло бы ехать и разглядывать этот музей. Советским туристам? Смешно и подумать. Их не повезли бы сюда – советских – даже и по идейным соображениям. Белогвардейшина! Им покажут “Пикадилли”, “Мулен Руж”, Монмартр, Лувр, даже стриптиз, но уж никак не казачий музей.

Приходила мысль: не похлопотать ли там, у нас, перед Ростовом-на-Дону или перед Краснодаром, чтобы взяли, перенесли на родную землю. Но нет. Во-первых, казачье общество в Париже, чьей собственностью является музей, не позволило бы ему переехать на советскую территорию, во-вторых… это он здесь даже своей заброшенностью, замшелостью, своей бедностью производит впечатление, а там, если взять отсюда только экспонаты да разместить их в современном советском здании, в краеведческом музее… Ну что же там размещать?

Ну, правда, подлинная форма Врангеля. Его оружие. Несколько боевых знамен. А так… Все больше фотографии времен гражданской войны. Такой-то полк на параде. Смотр такой-то дивизии. Групповые фотографии офицеров, рядовых чинов… Георгиевские кресты. Наградное оружие. Боюсь, что без этого особняка, без явных признаков его гибели экспонаты сами по себе не произвели бы такого же впечатления, которое я увозил из казачьего музея.

Но может возникнуть в чьем-нибудь наивном уме: зачем бежали, зачем покидали родную землю, Россию, зачем меняли ее на унылое прозябание в изгнании? Я сам однажды в приливе экстремизма ввел в одну из, своих книжек следующий пассаж. Я писал тогда книгу о древнем роде Волынских, первый из которых, Боброк Волынский, командовал Засадным полком на поле Куликовом и был женат, ни много ни мало, на сестре Дмитрия Донского. Род Волынских продолжается, но, увы, в Нью-Йорке, на 5-й Парковой улице, и дети уже не говорят по-русски. А во временных рамках Российской империи последний Волынский, а именно Артемий Михайлович, уже не командовал полком, хотя бы и Засадным, а служил в Министерстве иностранных дел. Он-то и вспоминает:

“На следующий день после взятия власти большевиками я пошел в Министерство. Я шел пешком, потому что все в городе замерло. Но на улицах еще стреляли. Кроме меня, пришли еще несколько моих коллег, и мы с секретарем сели обсуждать вопрос о будущем. Но это продолжалось недолго. В канцелярии вдруг появился комиссар с сообщением, что с этой минуты все мы подчиняемся Троцкому. Тогда я вышел из Министерства, чтобы никогда больше туда не вернуться.

С момента появления Ленина и Троцкого в Смольном, то есть с момента захвата власти большевиками, я наслушался достаточно речей разных ораторов, чтобы понять: из Петрограда, а еще лучше из России, нужно уезжать. Россия захвачена людьми, от которых нельзя ждать никакой пощады…”

Верный слуга большевиков Лацис (латыш, конечно, либо латышский еврей) так инструктировал своих чекистов: “Не ищите в человеке вины. Первый вопрос, который вы должны ему поставить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора. Мы не наказываем, мы уничтожаем”.

У Н.Я. Мандельштам в ее воспоминаниях читаем: “Смешно подходить к нашей эпохе с точки зрения римского права, наполеоновского кодекса и тому подобных установлений правовой мысли… Людей снимали пластами, по категориям (возраст тоже принимался во внимание): церковники, мистики, ученые-идеалисты, мыслители, люди, обладавшие правовыми, государственными или экономическими идеями…”

Надежда Яковлевна словечками “мистики”, “идеалисты” несколько затуманивает дело. Не может же она, сама из стана “победителей”, сказать просто, что уничтожали всю мыслящую часть общества, народа, нации.

Так возникла идея концлагерей. Концентрация. Людям кажется, что арестовывают и стреляют без разбору. Ан нет. Арестовывают и стреляют продуманно, по спискам. Концентрируется в лагере определенный слой, пласт, сословие.