Олег Кириллов - ВСЕ НА ЗЕМЛЕ

Рокотов любил приезжать в Славгород. Ему нравилась задумчивая тишина Старого города, тополиный пух июльских вечеров, шумная разноголосица улиц, на которых много молодежи.

В обкомовских коридорах было пусто и прохладно. Толстая ковровая дорожка глушила шаги. Косые солнечные лучи, врываясь через окна, плели на паркете холлов причудливые узоры. Ветер шевелил ветви деревьев за окнами. В такт порывам узоры эти судорожно передвигались по полу, ежесекундно меняясь.

Было без пяти минут четыре, когда Рокотов появился в приемной первого секретаря. Его уже ждали. Он торопливо причесал волосы, подхватил папку с документами и толкнул тяжелую красного дерева дверь.

Биографию человека, который встал ему навстречу из-за письменного стола, он знал досконально. Выпускник Тимирязевской академии. Рядовой агроном. Потом секретарь парткома колхоза. Потом секретарь райкома партии. Потом председатель райисполкома. Первый секретарь райкома партии. Второй секретарь обкома партии, потом председатель облисполкома. И вот уже несколько лет — первый секретарь областного комитета партии. Рокотов знал, что этот человек самый молодой первый секретарь в республике, однако он знал и то, что Дронов — один из самых способных организаторов.

Невысокого роста, широкоплечий, зачесанные назад жесткие волосы, светлые внимательные глаза. Он сделал несколько шагов навстречу Рокотову, пожал ему руку, кивнул на кресло у стола:

— Садись…

Несколько секунд он глядел на Владимира, словно восстанавливая в памяти выражение его лица во время предыдущей встречи, потом протянул пачку сигарет:

— Кури…

А Рокотов ждал начала разговора, приготовившись отвечать сразу и по поводу сельскохозяйственных дел, и по поводу хода кампании по обмену партийных документов, и по промышленности. Цифры и факты были все в папке, однако он помнил их наизусть и знал, что именно этого требует от первых секретарей райкомов Михаил Николаевич, и ждал вопроса, с ответа на который и начнет он свой доклад. Однако Дронов не торопился задавать этот вопрос. Закурил, неторопливо поглядывая чуть искоса на Рокотова, и это нервировало, заставляло волноваться, потому что лучше б уж самое страшное, но только напрямик, без этих долгих пауз между словами.

— Ну, как работа? Получается или не очень?

Вот и вопрос. Да еще какой. Надо самому себе давать оценки.

— Пока не очень.

Дронов засмеялся:

— А ты сразу все хотел? А что не получается, и сам вижу. Сводку каждый день читаю. Ну ладно, ты молодой секретарь. Но Гуторов? Куда он смотрит? Впрочем, об этом особый разговор будет. А сейчас ты мне ответь вот что: как решается вопрос с карьером? Мне тут из министерства сегодня звонок был. У тебя с Дорошиным разногласия обнаружились?

— Разногласия есть. Я возражаю против сноса сел.

Дронов медленно погасил сигарету, встал, подошел к окну:

— Возражаешь, значит? А предлагаешь что?

— Сместить будущий карьер на шесть километров в сторону. На основе Кореневского месторождения. Там бесплодные земли. Мел.

— А если там запасы не те… Имей в виду, что через семь-восемь лет у нас будет электрометаллургический. Ты все обсчитал?

Рокотов придвинул к себе папку. Раскрыл ее:

— Вот результаты изысканий… Они проводились давно. Мне их достали из архива. Здесь мало богатых руд — это единственный козырь против моих доводов. Но ведь сейчас строится второй горно-обогатительный комбинат… Это раз… Богатых руд, по теперешнему, готовому проекту, хватит не больше чем на пять-восемь лет, а потом все равно переходить на кварциты. Но зато мы угробим шестьсот — восемьсот гектаров первосортного чернозема, снесем два села… А сколько домов нужно будет построить для переселения? Если все это посчитать…

— Вот ты и посчитай, — Дронов вернулся к столу, раскрыл блокнот, сделал там короткую запись. — Посчитай… Привлеки специалистов, проанализируйте все… Ты говоришь верно, но имей в виду: карьер нужно начать готовить не позже, чем через год. Справишься?

Рокотов понимал: ошибиться теперь нельзя. Это не праздный разговор. Дронов хочет определить: достаточно ли уверен он, Рокотов, в обоснованности своей задумки? Не простое ли это нежелание следовать готовым, выверенным рецептам Дорошина? Чувствовал, что и ответ затягивать нельзя, и поэтому мысли его двоились. Ясно было, что Дронов давал ему сейчас последнюю возможность признать торопливость своих выводов и вернуться к спасительному дорошинскому варианту, который снимал с него всю ответственность за все, что может потом произойти: проект готов, менять его поздно — время поджимает. Ну что с того, что Дорошина величают сейчас погубителем природы? Разве от этого что-либо изменилось в беспокойной дорошинской жизни? Ровным счетом ничего. А дай сейчас Дронову ответ утвердительный — и, в противовес дорошинскому, появится рокотовский проект, за который с этого дня он, Рокотов, должен отвечать и жизнью своей и партийным билетом.