Игорь Акимов - Баллада об ушедших на задание

– Ты погляди на эту русскую свинью! – сказал с иронией в голосе оберштурмфюрер. – Он хочет…

Фашист не договорил. Нож вошел в его сердце, а тело, с необыкновенной для такого веса легкостью, поворачиваясь в воздухе, рухнуло на стоявшего с другой стороны эсэсовца, и уже вдвоем они откатились под стену.

Так и есть – страховали двое.

Вот он, второй, мордастый, отъевшийся боров. Не умеешь даже со спины толково бить – получи от меня спереди.

Три пули, как три пуговицы, прошили вертикальной строчкой его рубаху точно посередине. Эсэсовец еще стоял и глядел на Сошникова, ничего не понимая, но он уже был не в счет.

Дежурный присел на тумбу письменного стола, но его «шмайссер», вон он, до него еще дотянуться надо.

Сошников не целясь послал две пули под стену, где из-под обера выползал еще один его противник со «шмайссером», резко присел – и нападавший сзади эсэсовец провалился с неожиданным грохотом: он хотел ударить железным ящиком.

Сзади стрелять не будут, не должны! Иначе конец, иначе все это без смысла…

Сошников рванулся вперед и письменным столом двинул дежурного об стену. Тот сомлел. Или сделал вид, что сомлел. «А, собака, живи: пули мне сейчас дороже твоей жизни».

Он выскочил наружу и стал рядом с дверью.

Тишина. Все спокойно во дворе. Только возившиеся возле автофургонов эсэсовцы остановились на минуту, смотрят сюда, на него, на Сергея Сошникова.

– Что там у вас? Кто-то стрелял?

Сергей небрежно махнул рукой и отвернулся.

Двенадцать шагов до бронетранспортера. Спокойно подойти, завести… До ворот метров тридцать – успею набрать неплохую скорость. С ходу шарахнуть в ворота – глядишь и вырвусь. А если нет – калитка рядом; а там под стеночкой, под стеночкой…

А как же Алексей Иннокентьевич?..

Из двери выскочил дежурный. Так ты еще жив? – удар в шею, второй – в переносицу.

Следующий от удара сапогом в живот пролетел через весь холл к подножью лестницы.

Сошников остановился в дверях и с бедра расстрелял остальных – веером. Чуть Райнера не срезал, когда тот шагнул навстречу.

Огромными прыжками вверх по лестнице. Там уже двое. И еще один в стороне, над перилами изогнулся, тянется вперед, хлещет пулями, мазила. Получай! Получай! Получай!

– Солдат! Эй, парень!.. – кричал ему вслед Райнер.

– Отвяжись, ты, – пробормотал Сошников, вспоминая: «Алексей Иннокентьевич, кажется, был в левом крыле? Да, в левом…»

Оттуда бегут двое, два непомерно больших черных силуэта на фоне торцового окна. И справа бегут еще несколько. Не уйти…

Никто не стреляет.

Своих боятся побить.

Сошников с опущенным автоматом медленно двинулся им навстречу, и только когда они оказались совсем рядом, вдруг вскинул автомат и срезал их очередью. Потом он стал отступать вдоль стены, пятился, пробуя плечом, где дверь, стреляя в тех, что сначала догоняли его, а теперь стреляли лежа, так что весь коридор казался расцвеченным вспышками выстрелов и строчками трассирующих пуль. Он выпустил в них четыре пули, а потом автомат щелкнул впустую, но Сергей его не бросил, он все отступал вдоль стены, распластавшись по ней, пока не нащупал дверь и не провалился в нее.

Здесь было светло. Очень светло. И хотя все качалось и глаза начинал застилать багровый туман. Сошников понял, что это еще не та комната. Та была еще левее, вот и дверь в нее, а эта только приемная, конечно, это только приемная…

Из-за стола, став на колено и положив на согнутую в локте руку «парабеллум», быстро-быстро стрелял большеголовый, стриженный под машинку эсэсовец. Он слишком боялся и слишком быстро стрелял…

«Сколько раз он выстрелил?.. Сколько раз… Не помню. Плохо дело, если уже выстрелы в меня из „парабеллума“ не считаю…»

А слева на столе лежал автомат.

Сошников добрел до него и в голову эсэсовца врубил очередь, потом повернулся к двери и выпустил в нее – открытую створку и в закрытую тоже – не меньше десяти пуль. «Щедро?.. Для вас мне ничего не жалко, господа…»

Держась за стену, почти ползя по стене, он добрался до двери в кабинет фон Хальдорфа. Вошел…

Алексея Иннокентьевича здесь не было…

Здесь не было никого…

Прямо было большое, открытое настежь окно, а сбоку в нем сверкало озеро, а там вдали, так близко, совсем рядом, была часовня… ребята… капитан Сад…

У него еще хватило сил подойти ближе и ощутить солнечное тепло на лице и груди… «Ребята…» Он улыбался и не слышал уже, как сзади стучат отбойные молотки, не видел, как материя на его груди разрывается фонтанчиками и превращается вся в темное рваное месиво… Он еще не знал, что уже умер.