Александр Серафимович - Том 3. Рассказы 1906–1910

Каменщики тихонько идут за мной, разговаривая между собой.

– А что, барин, чижало небось? – спрашивает один, высокий и худой.

В этом звучала некоторая ирония.

– Нет, машина-то ведь легкая, в ней двадцать с небольшим фунтов, трубки все дутые. Это я напрямик захотел, а потом сверху по шоссе отлично съеду…

– Да, стало быть, прогуливаетесь… Что ж, бог труды любит.

– И диковинное дело, – заговорил другой, небольшого роста, в морщинах, с седеющей бородой, – диковинное дело, чего только надо этим господам: сыт, одет, обут, сиди да бога благодари. Нет, братец ты мой, он зараз себе придумает. У меня зять служит в лакеях, зачнет рассказывать – умора! Барин евонный, как с постели утром, нагишом зачнет прядать, руками машет, головой, а то на корточки. Комната у него такая, кольца разные вверчены, веревки, брусья, он и ломает себя на них. А то зачнет сигать через кобылу, кобыла у него такая в комнате, соломой набита.

– Емнастика, стало быть, для ради упражнениев.

Деваться было некуда, и я продолжал, задыхаясь и спотыкаясь, волочить проклятую машину.

– Какая емнастика, просто с жиру. Ты гляди, сколько они мяса-то едят. Наш брат ежели по праздникам его видит – слава богу, а ведь они кажинный день, да на дню по два, по три раза, ну, и разыграется. Видал: схватил машину и прет ее на гору.

– Аж мыло с него… Дай помогу, барин. – И высокий стал подталкивать велосипед.

Мне очень хотелось провалиться. Я бы с удовольствием вернулся, но, во-первых, неловко было уходить, не достигнув цели, во-вторых, под гору по этой обрывистой тропинке немыслимо было ехать.

Я прибегнул было к хитрости, остановился, желая отделаться от непрошенных собеседников. Но каменщики тоже приостановились, скрутили цигарки, покурили, а потом опять пошли вместе, слегка поддерживая велосипед.

Наконец я таки вскарабкался до леса и в изнеможении повалился на землю, всю усыпанную побуревшими иглами. Каменщики ушли. Кругом неподвижная тишина. Воздух смолисто пахуч.

Необозримым простором раскинулось море. Местами дымятся пароходы, белеют паруса. Далеко внизу, у самого берега, цветным пятном лежал веселый городок,

Я не замечал этой красоты, этой тишины, благоухания. Лежал неподвижно с остановившимися глазами, не будучи в состоянии никак прийти в себя и отдышаться.

Наконец несколько пришел в себя, посидел, потом поднял велосипед, выбрался на шоссе, взялся за руль и сел. Рисовалась приятная перспектива: приятно, легко, свободно и без усилий скатиться вниз по шоссе до города. Эта приятная езда должна искупить все предыдущие муки.

Едва сел и дотронулся до педалей, как велосипед быстро покатился по шоссе. Было приятно катиться, не делая никаких усилий, чувствуя, как бежит в лицо легкий, со смолистым запахом ветерок.

Мало-помалу велосипед стал приобретать огромный ход. Я нажал тормоз, он лопнул, и машина рванулась и понеслась, как взбесившийся, закусивший удила конь.

Что было силы давил я педали в обратном направлении, стараясь сдержать несшуюся как буря машину, но ноги бессильно мотались по сторонам, подхваченные вертевшимися со страшной быстротой педалями.

От напряжения сдержать проклятую машину пот бежал с лица ручьями и мучительно колотилось сердце.

С особенным шипением от чрезмерно быстрой езды летел велосипед, со свистом пролетая на поворотах шоссе, которое сбегало вниз извивами, как змея, и я, мокрый, задыхающийся, с выкатившимися от ужаса глазами, вцепившись в руль, с мотающимися с невероятной быстротой, против воли, по сторонам ногами, каждую секунду ждал, что вдребезги разобьюсь о каменный парапет, с двух сторон окаймлявший шоссе.

«Боже мой, неужели конец? Такой бессмысленный, нелепый конец?..»

Мимо неслись старые ели, дачи, серая сливающаяся полоса шоссе, серые сливающиеся в такую же полосу камни ограждающих его стенок. В ушах стоял свист, в горле и во рту пересохло.

На секунду перед глазами – ноги закинувшихся, взбесившихся от страха лошадей… «Да вы с ума спятили!» и кавалькада падавших с лошадей дам и насмерть перепуганных кавалеров осталась далеко позади.

Мне казалось, что эта мука – уже несколько часов, а прошло несколько минут. Навстречу понеслись дома, велосипед запрыгал, и меня с ног до головы обдала холодная вода. Руль свернулся, я со всего размаху ударился о землю и въехал лицом в грязную мутную жижу.

На секунду удар выбил сознание. Когда раскрыл глаза, около суетился народ. Я лежал в водосточной канаве, наполненной грязью, запутавшись в кишку, из которой поливали улицу и которая обдала меня водой. Возле валялся изуродованный велосипед.