Владимир Зима - В пургу и после (сборник)

Справа от сиденья, на кожухе ревущего мотора, лежала развернутая крупномасштабная карта этих мест. Время от времени Бондарев заглядывал в нее, пытаясь определить местоположение. Иногда ему это удавалось, а чаще всего не удавалось, но в конце концов к речке Волчьей он выбрался. Остановился на берегу.

Долгий северный день был на исходе.

В прибрежных кустах заливисто свиристела какая-то пичуга, под ногами шуршали лемминги, вдалеке белой молнией сверкнул горностай, и Бондарев пожалел, что не захватил с собой ружье. Зверь здесь хоть и осторожный, а человека знает мало. На вездеходе же вовсе можно подрулить, хоть рукой бери.

В реке плескалась крупная рыба. Плавно покачиваясь, плыли в черной воде корявые, слегка обкатанные волной бревна.

Бондарев с сожалением поглядел на солнце, опустившееся за ближним взгорком, — эх, досада… В темноте по берегу не больно поедешь, мигом угодишь в промоину, уж лучше потерпеть до утра, а пока располагаться здесь на ночлег.

Снова плеснула рыба в реке. Бондарев повернул голову на всплеск, прищурил глаз. «А Кулешов не дурак, хорошее местечко выбрал… Зар-ра-за…»

Обида комом подступила к горлу. От реки потянуло болотной сыростью. Бондарев выбрался на крыло вездехода, хотел встать во весь рост, но ослабевшие ноги подкосились, и он тяжело спрыгнул вниз, брызгая во все стороны водой, сочащейся из мха.

— Ладно уж, помилуйся с бабой еще одну ночку. Завтра за все взыщу, — проворчал Бондарев, устраивая себе в кузове лежак.

Утро выдалось хмурое, серое. Солнце вставало из дымной тучи, низко проползавшей по окраине неба. В воздухе тихо кружились снежинки. Медленно опускались они на посеребренную за ночь осоку.

Придя в себя, Бондарев кинулся заводить мотор. К счастью, мороз был несильным, так что и радиатор и блок цилиндров не пострадали. Взвыл стартер, мерно застучал движок. Бондарев некоторое время не без тревоги прислушивался, потом облегченно вздохнул и, оставив мотор прогреваться, выбрался из кабины. Каблуком сапога разбил тонкий ледок, успевший схватиться на большой прозрачной луже, плеснул в лицо несколько пригоршней обжигающей воды, фыркнул от удовольствия и полез на сиденье. Вездеход рывком тронулся, отдирая гусеницы от мерзлого мха, закачался на кочках, по днищу застучали комья грязи.

— Ничего, теперь уж недолго, — успокаивал себя Бондарев и ласкал взглядом увесистую монтировку, загодя положенную рядом с сиденьем.

Чтобы перебить голод, Бондарев закурил. От первой же папиросы слегка закружилась голова, тело расслабилось, тягуче засосало под ложечкой.

— Нет, — сказал себе Бондарев. — Так дело не пойдет!.. Я должен быть в форме.

Сдерживая нетерпение, он остановил вездеход. В кузове нашелся припасенный для таких случаев лист железа — разводить костерок на болоте сущее мучение, — набросал ветоши, плеснул масла, добавил чуток бензинчику, чиркнул спичкой, и через пять минут котелок вскипел. Подкрепившись чаем, Бондарев повеселел.

— Солдаты, в путь, в путь, в путь… — запел он, снова усаживаясь за рычаги.

По всем расчетам, домик геологов должен был показаться с минуты на минуту, и на последних километрах Бондарев газовал вовсю. Машина с ревом мчалась по лужам, взметая фонтаны брызг и крошево тонкого льда. Через час Бондарев пересек тракторный след, наполненный водой, потом с хрустом раздавил гусеницей какой-то ящик, а потом, приняв чуть правее, увидел и долгожданный домик, с первого взгляда показавшийся нежилым. Дорога к нему лежала через глубокую бочажину. Бондарев, не раздумывая, направил вездеход вперед, не тратя ни минуты на объезд. Тяжело плюхнувшись, вездеход поплыл, у самой кабины заплескалась серая вода. Бондарев зачерпнул ее горстью, отпил глоток, мокрой ладонью протер усталые глаза.

Перед берегом Бондарев сбавил газ, вездеход осторожно вскарабкался по крутому подъему и на рысях рванулся к домику. У самого порога Бондарев лихо развернулся, пропахав глубокую, сочащуюся желтой водой полосу. Мотор несколько раз всхрапнул, как загнанная лошадь, и смолк. Наступила тишина.

— Та-ак, — сказал себе Бондарев, неторопливо закурил и стал ждать, все больше удивляясь тому, что никто не выбежал навстречу. Шум мотора в тихую погоду разносится на десять километров, а эти, видать, замиловались, даже слышать не хотят…

Докурив папиросу, Бондарев вылез из кабины, постоял на крыле, потоптавшись, спрыгнул на землю. Обошел вездеход кругом, постукивая каблуком крепкого кирзового сапога по туго натянутым гусеницам и краем глаза наблюдая за окнами — будто вымерли все! — наконец не выдержал, сунул монтировку за голенище, коротко матюкнулся, сплюнул и пошел в дом.