Янка Брыль - Повести

Пани Марья все что-то пишет в журнале. Длинные черные ресницы совсем прикрыли глаза. Она не видит Даника, и вот он опять глядит на учительницу.

Янка-музыкант кричал: «Ма-ту-ля!..» И пани Марья, читая, как-то странно произнесла это слово. Три раза. В первый раз она сказала его, остановилась и, закрыв глаза, тряхнула головой. А после третьего раза на глазах у нее выступили слезы. Да, он видел это, потому что он сидит как раз против стола.

Длинные черные ресницы учительницы неожиданно поднимаются. Большие карие глаза ее смотрят в серые, перепуганные глаза Даника.

— Малец!

Сивый встает и заливается краской.

Уже не только она — весь класс, он это чувствует, смотрит на него.

— Что у тебя сделано, покажи!

Даник протягивает учительнице тетрадь.

— Ну конечно! Все уже за краски взялись, а Малец… Это я в шутку сказала, что лентяи будут есть листья, — их мы, возможно, и на колени поставим. Как тебе это понравится? Надо работать, а ты витаешь где-то в облаках.

Под смех всего класса Даник садится и начинает рисовать. Он кладет сначала, как и полагается, светло-желтую краску, добавив к ней чуточку зеленой. Да вот не клеится отчего-то, не так выходит, как хочется. Сосед Даника по парте — Санька Сурнович, мальчик из местечка. Они уже немного сдружились. У Саньки получается совсем иначе. Ишь как увлекся — и голову наклонил, и щеку подпер языком…

— Добжэ, Сурнович, добжэ, — говорит пани Марья. Она уже стоит возле Саньки, склонилась над ним, оперлась рукой о парту. — Ты только, Сурнович, легче, не так резко. И не спеши. Дай мне кисточку. Подвинься немножко.

Она подсела к Саньке и вот уже сама рисует.

— Вот так, вот так, — приговаривает она. — Что ж, придет время, и наш Александр Сурнович станет, может быть, — кто знает? — Яном Матейко…

Все смеются, а Санька шмыгает носом и, застыдившись, опускает голову.

— Ян Матейко, дети, — говорит учительница, — это был такой польский художник. Знаменитый художник, на весь мир прославился. Ну, а ты что тут делаешь, мечтатель? Покажи.

Даник подвигает свою тетрадь на Санькино место.

— О, что это — блин с хвостиком?

Все смеются, а пани Марья берет у Даника кисточку, набирает красной краски и принимается за его несчастное яблоко.

Ах, почему она сидит не рядом с ним, а с Санькой?! Даник смотрит на маленькую белую руку учительницы, потом украдкой бросает взгляд на милое, пригожее лицо ее, обрамленное черными кудрявыми прядями коротко, «под польку» остриженных волос. И в душе у него почему-то звучит слово «матуля», звучит так, как она произнесла его позавчера…

— Ну вот, ну вот, — приговаривает пани Марья, рисуя. — И надо, Малец, не смотреть, не мечтать, а делать свое дело.

Нет, никогда она, видно, не полюбит его так, как Янку-музыканта! И никогда не сядет рядом с ним, Даником, и не похвалит его, как хвалила Саньку!..

За окнами — поздняя, мокрая осень.

Четвертый и пятый классы соединены вместе — на «белорусский час». Ученики-поляки ушли домой, но и без них в большой комнате двум классам тесно.

Таких уроков бывает только два в неделю, и в обоих классах их ведет пани Марья. И она и муж ее, пан керовник, преподают здесь от самого начала панской власти. Дети давно уже знают, что она полька. А вот где она научилась по-белорусски, об этом не дознались даже еврейские девчонки, которым известны все подробности жизни местечковых чиновников.

Пани Марья выписывает из книги на доску: «На дворе дождь, а в сенях большая лужа. Пусты летом наши села. Вентерь новый, есть время — почини», — выводит она своим красивым прямым почерком. Исписав всю доску, она задает четвертому классу переписать упражнение и подчеркнуть существительные одной чертой, а прилагательные — двумя.

В пятом классе будет устный урок. Учительница берет белорусскую хрестоматию «Родной край» и говорит, как всегда, по-польски:

— Известная белорусская поэтесса Тетка писала и стихи и прозу. Сейчас мы познакомимся с ее рассказом «Михаська». Внимание.

И начала читать:

— «Михась очень уж неохотно на этот свет приходил. Три дня не мог родиться. Люди и рукой махнули: не жди добра ни для матери, ни для младенца…»

И, как всегда, когда пани Марья читает по-белорусски, голос ее становится еще милее. Девочки и мальчики из пятого класса, сидевшие по четверо, по пятеро на одной парте, притихли и впились глазами в учительницу. Трудно было писать и четвертому классу. А труднее всех, кажется, Данику. Да и зачем ему все эти существительные, прилагательные, пустые села и непочиненные вентеря, когда пани Марья читает?..