На улице было тепло, но Сергей зябко повел плечами, представив себе все возможные варианты разговора с ректором. «Ну, покаюсь, ну, пообещаю быстро сдать, обрубить проклятые хвосты. Ведь все-таки баскетбольная команда — гордость всего города». С этой мыслью Сергей довольно уверенно постучал в обитую коричневым дерматином дверь ректорского кабинета.
Трофим Петрович Тузиков — ректор Индустриального института — был коренаст и бритоголов. Про него шутили: поперек себя толще. Он страдал гипертонией, и потому в кабинете у него всегда поддерживалась прохлада, а шторы были сдвинуты. Солидная кожаная мебель, круглая люстра с подвесками, длинный огромный стол как бы подчеркивали мрачноватость этого кабинета.
В комнате, кроме начальника, уже сидела женщина в квадратных очках, а в уголке — секретарь комитета комсомола института Кукушкин. Сергей вошел, поздоровался. Ему еле ответили. Женщина лишь вскинула лицо с длинным, словно локоть, подбородком и гневно поджала губы.
— Как вы себя ведете, Мокшанов? — явно стараясь говорить спокойно, произнес ректор. Но спокойствия не получилось, и следующую фразу он почти выкрикнул. — Кто вам, студент Мокшанов, дал право оскорблять людей, своих товарищей?!
— Прошу вас на меня не кричать, — тоже безуспешно стараясь взять себя в руки, заговорил Сергей.
Кукушкин шевельнулся в кресле и только вздохнул.
Женщина в квадратных очках протянула ректору листок бумаги, тот бегло пробежал текст.
— Вот вы, оказывается, не только по-хамски ведете себя в общественных местах, но удрали с практики... Кто вам разрешил самовольно покинуть практику?
— Я собрал материал и считал, что мне там больше нечего делать. Кроме того, мы должны были начать тренировки после летнего перерыва, и я считал...
— Я собрал... Я считал... И этот возмутительный случай в буфете. Вы что возомнили о себе, студент Мокшанов? Вы комсомолец?
— Нет, что вы! — отозвался Кукушкин, как бы даже испугавшись одного такого предположения. — Этот случай с трусиками...
Сергею казалось, что его обижают, даже травят. Спортивные успехи избаловали его. Он привык к особому положению знаменитого центрового и сейчас он еле сдерживал себя.
— ...Не с трусиками, а с шортами, — почти выкрикнул он. — Ну что, что в них особенного, в этих шортах? — Он судорожно разорвал газету и бросил шорты на стол ректора. — Вот, полюбуйтесь!
— Уберите, — коротко произнес ректор, вставая. Холодное спокойствие, с каким были произнесены эти слова, как-то очень не шло к его полному, круглому лицу.
— Избил первокурсника, демобилизованного моряка, сбежал с практики, — мстительно перечисляла женщина в квадратных очках.
— Если бы только это! — Ректор вздохнул. — У вас же два хвоста по основным предметам!.. Идите, Мокшанов. — И когда Сергей шел к двери, он услышал, как ректор сказал: — Я еще разберусь, кто там такой добренький в деканате. Болельщики, черт их возьми! Надо наводить порядки.
Сергей был уже на улице, шагал по широкой набережной, где за тяжелой чугунной решеткой синела река, шныряли катера, неторопливо ворочались рейдовые буксиры, растаскивая баржи, а в ушах все еще звучал холодный голос директора.
«За что, за что он так на меня? — колотились мысли у Сергея. — Неужели я хуже других? Где, в каком уставе записано, чтобы человека выгоняли за то, что он носит необычные брюки? Хотя в приказе так не напишут, это было бы глупо. Конечно же, нет! Они сформулируют по-другому. За академическую неуспеваемость и недисциплинированность на практике... Не случайно эта старая калоша подсунула рапорт руководителя практики... В общем, прощай, институт...»
Сергей стоял в полукруглой деревянной беседке на самом краю откоса. Река отсюда казалась совсем рядом.
С деревьев, которые окружали беседку, падали листья. Вот один из листков медленно начал отделяться от ветки, но, повернувшись плашмя, заскользил, словно планер. Лист унесло вдаль, и в душе осталась щемящая горечь увядания.
Теперь все надо начинать по-новому. А как? Что он умеет? Хотя как что? У него пара рук, здоровое сердце, он может стать котельщиком в конце концов! Не зря же он был на практике. По крайней мере он сумеет заработать себе на кусок хлеба, а тем видно будет.
Тонкая паутина скользнула по лицу Сергея. Он смахнул ее. Неожиданно вспомнил отца, который был геологом и погиб где-то на Урале. «Мало родиться, сынок, — часто говорил отец. — Надо посмотреть, кем стал человек, к чему он пришел...»
Читать дальше