Леонид Леонов - Избранное

Второй мужик.Медведь ранетый, видите ли что... он травой рану себе затыкает. Поплюет, заткнёт дырку-те и отправляется куда ему надоть по делам!

Добыча (из мешка). Запарился я тут, Василь Васильич.

Травина.А ну, покажите вашу добычу.

Сдёргивают мешок. Похлёбкин, привыкший к неожиданностям, только усы поглаживает. В знаменитой своей шапке с красным донышком и приставшими к ней сенинками перед ним стоит Бирюк. После долгого мрака он жмурится в прямом солнечном луче.

Обыскали его?

Второй мужик.Ножичек нашли, в цехауз сдали. (Про кулёк.) А это, говорит, суприз Похлёбкину, не даёт!

Похлёбкин.Ступайте, ребятки... и молчок, кого привели. А то я плохой, когда сердитый.

Мужики уходят на цыпочках, косясь на занавеску.

Поговори с ним, Акимовна. Знобит меня будто, как посмотрю на него.

Он принимается свёртывать цыгарку, но бумага неизменно рвётся: он бросает её и принимается за другую, третью...

Травина (Мамаеву) .Задержи Дракина. Поход отменяется.

Мамаев уходит.

Отдыхал, что ли, от злодейства своего... в стогу-то?

Бирюк.Не... дожидал, пока ваши выйдут. Боялся, один-то, на мину напороться. Да сном меня и замело...

Травина.При тебе, значит... наших-то?

Бирюк.При мне. Караул построили, костёр запалили... Ну, и я назади, по чину моему стоял.

Похлёбкин (остро и быстро, точно выстрелил). А Потапыч-то ведь дружок тебе был!

Бирюк (любовно). Как же, за утвой вместе хаживали. Сла-авный...

Присев и примостив кулёк между ног, он пытается вытрясти на ладонь хоть крупицу табаку из пустого своего кисета. Со страстной ненавистью Травина дивится этой нечеловеческой выдержке.

Да, убили Потапыча. «Влезай, рус!» Хирнер-то ему приказывает. А он понял, раз на тубаретку показывают. «Можна», — отвечает, влез... В ём и весу-то не было, безгреховный. А потом как брыкнёт его в нос лапотком, начальника-то. «Посторонись, — говорит, — свинья. Тут русский человек помирать будет!..» Да-а, вот какого содержания... (Усмехнувшись, он концом сапога пошевелил зачем-то кулёк.) Так до самой кончины и слова не молвил. Всё утирался...

Травина.Кто же это... до самой кончины утирался?

Бирюк.А начальник-то этот.

С достоинством равенства он берёт с колена Похлёбкина его жестянку и осторожно отсыпает табаку себе в кисет. Нахмурясь, Похлёбкин ждёт продолжения такой, ещё небывалой в его практике, игры.

Травина.С чего же он помёр-то вдруг?

Бирюк (занятый своим делом). Смерть причину отыщет.

Молчание.

Похлёбкин. А не много ли отсыпаешь, Бирюк?

Бирюк.Много ли тут, до утра нехватит.

Похлёбкин.А тебе и не надо до утра. Ты помирать, помирать к нам пришёл... понятно? Сквозь вижу, с чем тебя подослали. Только, брат, мы нынче тоже чёсаные. Хитёр твой Хирнер, мозговитую имеет головку... в руках бы такую подержать!

Бирюк (скручивая цыгарку). А не ужахнёшься?

Похлёбкин.Ничего, выдержим.

Бирюк.А раз ничего, так на... побалуйся, коли охота.

И сапогом пихнул в ноги Похлёбкину принесённый кулёк, который с деревянным стуком перекатился на другое место.

Травина (пугаясь) .Что, что у тебя тут?

Бирюк не отвечает, он заклеивает цыгарку. Похлёбкин сам заглянул в кулёк и тотчас выпрямился, содрогнувшись.

Похлёбкин.Куда, куда ты стерву в дом тащишь... (Горячо.) На нас Европа смотрит, а ты... ночной ты человек из дремучего леса — вот кто ты! С варварами боремся, а сам, сам...

Бирюк.Что сам? (Он поднимается в рост, и чурбак катится в сторону.) Чего ты меня Европой стращаешь! Как мы в обнимку с бандитом по земле каталися... где была Европа твоя? Туркина в колодец запхали, Устю, заголя подол, вешали... кофий пила твоя Европа? Я то буду делать, что мне мёртвый Потапыч повелит...

Травина (стараясь унять его) .Максим Петрович, больные у нас тут...

Бирюк (широко и могуче) .Погоди, я ещё сам к ним припожалую. Сам желаю судить злодея моего. Чтоб и внучаткам ихним ночной Бирюк мерещился! (Во весь мах души.) Э-зх, всё бы истребил... окроме птичек. (И, бросив шапку на пол, наступил на неё ногою.) Ты правило составь... как мне, дрянь эту повежливей убивать.

Похлёбкин (поднимая шапку с полу). Ужмись, сила лесная. Береги шапку-то, зима идёт.