Анатолий Ткаченко - Что есть что?

— Где Колотов? — спросил я.

Шофер легко взмахнул рукой, указав на бок лиственничной сопки, круто вздымавшейся позади дома, за речушкой:

— Туда потопал.

Иду по тропе через огород с копешками прелой картофельной ботвы, кочерыжками срубленной капусты, мокрыми, блескучими стеклами парника, открыл калитку. Два бревна, как бы продолжая тропу, соединяли берега журчливой, каменистой речки. Шагнул на них, остановился посередине. Вода была зеленоватая, морской чистоты, окатывала мозаично пеструю гальку, и поминутно в ней проскальзывали острые черные спины лососей.

Подъем был крут, скользок; я хватался руками за мягкие лапы стланика, подтягивался — и быстро измок. Зато выше, где росли древние, седые, в космах лишайника ели, стало совсем легко: рыжая подстилка мха была почти сухой, а воздух сумрачным. Это удивляло, казалось невероятным, я даже потрогал рукой мох: ведь вокруг капала, струилась, шелестела вода, и солнце так наполняло собой лес, что чудилось — свет его движется с легким звоном.

Вышел на поляну-вырубку, простроченную хлыстиками черного березняка, и увидел Ефрема. Он сидел на широком старом пеньке, упрямо глядя себе под ноги. Перекошенные плечи, низко, немного вбок опущенная голова, рука на остро согнутом колене с тяжело свисающей кистью, — во всем этом как-то особенно резко проступала его однобокость, своеобычность, что мне подумалось: «Может быть, такие люди когда-то давно жили на земле и живут где-нибудь во вселенной?»

Подхожу ближе. Мигнув мне краешком чистого голубенького глаза, Ефрем показывает пальцем вниз. Присматриваюсь. Большой рогатый жук, упорно пятясь, катит задними ногами комок мокрой земли.

Ефрем делается молитвенно серьезным, смотрит на меня, выжидая полного внимания, спрашивает:

— Что есть что?