Виктор Московкин - Золотые яблоки

Серега порозовел от волнения. Долго прилаживался к ведомости, придирчиво оглядывал карандаш, который подал ему Гога, и неожиданно расписался с такой закорючкой, что Генка ахнул.

— Как министр, — похвалил он.

Но кладовщик взглянул на подпись и поморщился:

— Что за народ! Расписываться как следует не может. Темнота! Пойми теперь, что руку приложил Тепляков.

— В армии писарем был, — смущенно улыбаясь, пояснил Серега. — А после шофером работал и потом на фабрике… кочегаром.

Он отошел в сторону и стал примерять спецовку. Она была слишком велика для него. Но Серега особенно не печалился: из большой маленькая выйдет.

— Спустишься в котлован — девчата в обморок, — одобрительно заметил Генка. — Красивей парня не найти. К тому же, если резинки продеть в рукава и к поясу, — совсем модник, не хуже Гоги.

— Темнота, — презрительно сказал Гога и посмотрел на небо, где плыли белые барашки облаков.

— Когда мне дашь спецовку? — спросил Генка.

— Пока в своем походишь, — ответил Гога, не удостаивая Генку взглядом. — В ведомости тебя нет.

— Вот заноза! Когда же я буду в ведомости?

— Спрашивай Першину. Мне что укажут, то и делаю.

— А по своему разуму что-нибудь делаешь? — осведомился Генка.

Гога сделал вид, что ничего не слышал. Стал запирать кладовую, а ребята пошли обедать.

У входа в столовую сидел на лавочке Виталий Кобяков — мальчик-люкс. Шагах в десяти две девушки в брезентовых спецовках, в рукавицах разгружали машину с арматурой — решетки из проволоки толщиной с палец. Кобяков смотрел на них спокойно и внимательно, как смотрят из окна поезда на телеграфные столбы. Несколько решеток сцепилось, и девушке, которая была у машины, пришлось принять все сразу. Под тяжестью она переступила ногами, на открытой шее напряглись синие жилки. Илья в два прыжка подскочил к ней, стал помогать. Девушка сначала удивленно вскинула на него продолговатые, кофейного цвета глаза и тут же прикрыла их ресницами, пряча улыбку.

— Спасибо, — певуче проговорила она, когда решетки были сброшены на землю, и опять блеснули ее глаза.

Отряхивая от ржавчины руки, Илья повернулся и заметил на Генкином лице глупую ухмылку. А Виталий Кобяков сидел на лавочке и хохотал: желтоватая кожа около глаз собралась в мелкие складки.

— Так завоевывают женские сердца, — сказал он и подмигнул Илье. — Опыт, видать, есть.

Девушки, разгружавшие арматуру, забрались в кузов, и машина тронулась.

— Что же ты с ней не договорился, шляпа, — с сожалением сказал Кобяков и кивнул на девушку в ватнике, посматривавшую на них. — Вечерком она бы тебя отблагодарила.

Илья густо покраснел, но смолчал. А Кобяков опять засмеялся, и опять желтоватая кожа у глаз собралась в мелкие складки.

— «Странно… — подумал Илья. — Когда смеется, лицо становится злым. Что же он такое?..»

— Ловко у тебя получилось, — говорил Генка, поднимаясь с Ильей по затоптанным ступенькам крылечка. — Мне бы в жизнь не додуматься, чтобы помочь девчонке. Пусть сидят дома, раз тяжело.

Илья покосился на него сверху вниз. Спорить с Генкой тоже не хотелось.

В столовой, которая занимала половину тесового барака, было полно народу. Генка сразу затерялся среди своих знакомых. Не дождавшись его, Илья выбил талоны только себе и встал в очередь у раздаточной. Но простоял минут пятнадцать и почувствовал что-то неладное: очередь не продвинулась ни на шаг. Дивясь, он стал приглядываться, что же происходит. До него стояло человек десять. Он был за здоровым рыжим детиной, который сжимал в потном кулаке кучу талонов. «На весь плотницкий колхоз», — самодовольно объяснил он Илье. Подошел юркий паренек, тоже с кучей талонов, и пристроился в очередь. Детина хотя и ничего не сказал ему, но начал поглядывать на часы и бурчать что-то себе под нос. Тогда паренек перепустил его, и тот очутился перед Ильей.

— Послушай, — вежливо сказал ему Илья. — Выходит, это я тебя пустил.

Паренек стал серьезно доказывать, что Илья ошибается, и призвал в свидетели рыжего детину. Тому что — подтвердил: конечно, стоял.

А время шло.

С таким успехом он мог бы простоять еще час, не вспомни о нем Генка. Увидев Илью все еще в хвосте очереди, Генка взял у него талоны и передал кому-то около окошечка раздаточной.

— Тут год можно стоять, — сказал он и пояснил: — Сплошной блат. Никому уже от него не стало выгодно, и наводить порядок тоже никому не хочется.

Себе Генка взял в буфете стакан мандаринового напитка, сухую котлету и горбушку хлеба. Илья простодушно удивился: