Исаак Бабель - Том 4. Письма, А. Н. Пирожкова. Семь лет с Бабелем

Киев

Письмо твое от 8-9/I получил. Грустно. У меня было не лучше. «Муза», отлетевшая от меня в злополучные царскосельские дни, не хочет возвращаться. Самое ужасное — мне не хочется писать. Этого я боялся больше всего, и это наступило.

20-го я приеду обязательно. Надо настоять на том, чтобы Р<���оза> Л<���ьвовна> 16-го выехала якобы на несколько дней и уступила тебе комнату временно, а когда я приеду, мы постараемся все устроить. Она не должна вывезти всю мебель.

Была ли ты в аукцион<���ном> зале? Получила ли деньги в «Огоньке»? Всем, спрашивающим меня, знакомым и издательствам, говори, что я уехал в неизвестном направлении на неизвестный срок.

И.

К. 11/I-27

Чем провинился перед тобой коварный Гилевич?

13 января 1927 г.,

Киев

Письмо твое от 10/I получил.

Приеду в Москву 22-го утром. За речи «прачки Галины» ответственности нести не желаю. Тетке написал, что всякие отношения с ней считаю оконченными. Воспитывать в ней любовь к моему ребенку считаю излишним. Не знаю, почему тебя интересует этот вопрос. Гилевичу я как-то сказал, что хочу поехать за границу. Никакого отношения к добавочной комнате это мое желание не имеет. Ты отлично могла подать в домоуправление заявление без Гилевича. Все его заявления и советы в этом деле — вздор. Это отлично можно было понять и без меня. Заявление в домоуправление посылаю. Ссориться с Гилевичем до моего приезда ни в каком случае не следует.

Обычное действие твои письма неукоснительно производят. Работать я не могу, постараюсь в остающиеся мне семь дней хоть что-нибудь «заработать».

И.

К. 13/I-27

6 февраля 1927 г.,

Москва

Все отношения между нами, кроме деловых, я считаю прекращенными. Под деловыми отношениями я понимаю вопрос о сохранении квартиры, о деньгах, службе и проч. Относительно этих дел я готов в любое время поговорить с тобой или с лицом, тобою уполномоченным. Позвони мне — 22-62-70 — о дне и часе. Я думаю, что не следует сообщать посторонним о нашем разрыве. Внешне все должно остаться неизменным. Это поможет нам безболезненнее устроить все дела.

И. Б.

М. 6/II-27

1 марта 1927 г.,

Киев

Мой адрес — Киев, гостин<���ица> «Континенталь».

Поездка была тяжелой. Тяжкие московские «впечатления» и ожидание киевских привели к тому, что в вагоне у меня разразилась жесточайшая мигрень с рвотой, невыносимой головной болью, слабостью и проч. Невеселая была поездка. Теперь оправился. Старик очень плох.

Осмотрюсь — напишу подробнее.

И. Б.

К. 1/III-27

5 марта 1927 г.,

Киев

Милая Тамара. Телеграмму твою и красноречивое письмо получил. Чувства наши изменчивы, а дела пребывают вовек. Поговорим поэтому о делах. На Всеволода надо нажимать, ему ж это надоест, и он напишет. О судьбе сценария и о твоем участии в постановке будем говорить тогда, когда получим сценарий. Я совершенно согласен с тобой, что сдавать его должен я, но, когда я смогу приехать, — неизвестно. Бедный старик буквально борется со смертью. Положение его совершенно неопределенное. Получила ли ты деньги в Госиздате? Если получила, то на сколько времени тебе этих денег хватит? Прислали ли извещение о плате за квартиру? Хлопочет ли Зинаида о вступлении в Союз? Это очень важное дело. Им надо заниматься неустанно. Достигла ли она каких-нибудь успехов в этом отношении? Звонила ли ты в Госиздат Бывалову о том, чтобы ускорили печатание третьего издания рассказов? Надо узнать, в каком положении это дело, и время от времени позванивать.

Анна Григорьевна писала мне о том, что она деньги в «Экон<���омическую> жизнь» внесла. Следовательно, судебный исполнитель д<���олжен> б<���ыл> оставить нас в покое. Напиши мне об этом. Действует ли радио? Сереже надо сообщить о том, что я скоропостижно уехал; не должны ли мы ему денег?

Адрес мой — гостиница «Континенталь», но лучше все-таки писать до востребования, п. ч. за номер я плачу по 5 рубл. в сутки (надеюсь, что Вуфку возьмет этот расход на себя), но все же надо подыскать более дешевое помещение.

Очень рад, что мальчик чувствует себя лучше. Кланяюсь всем домочадцам.

Твой И.

Киев, 5/III-27

11 марта 1927 г.,

Киев

Милая Тамара. Старик умер 7-го. 8 я похоронил его. На моих руках безумная старуха и остатки громадного некогда состояния. По нынешним временам остатки эти представляют большую ценность. Бросить этого я не могу, п. ч. все это будет без меня разворовано в 2 дня. Я написал детям старика, находящимся за границей, и потребовал у них инструкций.