Владимир Солоухин - Поэзия

Вот юноша, полон нетронутой силы,
Ликует, не слышит земли под собой,-
Наверно, девчонка его полюбила…
А горы сверкают своей белизной.

Мужчина сквозь город бредет через силу,
Похоже, что пьяный, а может, больной.
Он отдал ей все, а она изменила…
А горы сверкают своей белизной.

По теплой воде, по ручью дождевому
Топочет мальчонка, такой озорной!
Все дальше и дальше топочет от дому…
А горы сверкают своей белизной.

Я слышу песню через поле,
Там, где дороги поворот.
Она волнует поневоле,
Невольно за сердце берет.
Вся чистота и вся стремленье,
Вся задушевный разговор.
Есть теснота и горечь в пенье
И распахнувшийся простор.
В траве – ромашка, хлебный колос,
Росинка, первая звезда…
Какой красивый, сильный голос,
Как он летает без труда!
Несчастный миг и миг счастливый,
И первый лист, и первый снег…
Должно быть, сильный и красивый
И справедливый человек
Поет. Что песня? Боль немая.
Ведь песню делает певец.
И горько мне: певца я знаю,
Певца я знаю – он подлец!..
Трусливый, сальный, похотливый,
Со сладким маслицем в глазах,
Возьмет, сомнет нетерпеливо,
Оставит в горе и слезах.
Предаст, потом с улыбкой: "Вы ли?!
Мы с вами, помнится, дружны!..
Нетопырю даются крылья.
Болоту лилии даны!
Между души его болотом
И даром петь – какая связь?
О, справедливость, для чего ты
Мешаешь золото и грязь?

Разгулялся ветер на просторе,
Белопенный катится прибой.
Вот и я живу у синя моря,
Тонущего в дымке голубой.

Ни испить его, ни поглядеться,
Словно в тихий омут на лугу.
Ничего не вспомнится из детства
На его бестравном берегу.

Оттого и скучно здесь слегка мне
Над седым величием волны.
До меня, сидящего на камне,
Долетают брызги, солоны.

Ни краев, ни совести у моря!
Густо засинев доглубока,
Вот оно берется переспорить
Маленького в поле василька.

Вот оно, беснуясь и ревнуя,
Все ритмичней хлещет и сильней.
Хочет смыть тропинку полевую
Из железной памяти моей.

Верно, было мне около году,
Я тогда несмышленышем был,
Под небесные синие своды
Принесла меня мать из избы.

И того опасаясь, возможно,
Чтобы сразу споткнуться не мог,
Посадила меня осторожно
И сказала: "Поползай, сынок!"

Та минута была золотая —
Окружила мальца синева,
А еще окружила густая,
Разгустая трава-мурава.

Первый путь до цветка от подола,
Что сравнится по трудности с ним?
Он пролег по земле, не по полу,
Не под крышей – под небом самим.

Все опасности белого света
Начинались на этом лугу.
Мне подсунула камень планета
На втором от рожденья шагу.

И упал, и заплакал, наверно,
И барахтался в теплой пыли…
Сколько, сколько с шагов этих первых
Поисхожено мною земли!

Мне достались в хозяйские руки
Ночи звездные, в росах утра.
Не трава, а косматые буки
Окружали меня у костра.

На тянь-шаньских глухих перевалах
Я в снегу отпечатал следы.
Заполярные реки, бывало,
Мне давали студеной воды.

Молодые ржаные колосья
Обдавали пыльцою меня,
И тревожила поздняя осень,
Листопадом тихонько звеня.

Пусть расскажут речные затоны,
И луга, и леса, и сады:
Я листа без причины не тронул
И цветка не сорвал без нужды.

Это в детстве, но все-таки было:
И трава, и горячий песок,
Мать на землю меня опустила
И сказала: "Поползай, сынок!"

Тот совет не пошел бы на пользу,
Все равно бы узнал впереди —
По планете не следует ползать,
Лучше падай, но все же иди!

Так иду от весны до весны я,
Над лугами грохочет гроза,
И смотрю я в озера земные
Все равно что любимой в глаза.

Скоро кончится белая вьюга,
Потекут голубые ручьи.
Все скворечники в сторону юга
Навострили оконца свои.

В силу древних обычаев здешних
Мы жилища готовим певцам.
За морями родные скворечни
Обязательно снятся скворцам.

Здесь родились, летать научились,
Значит, родина ихняя здесь.
– Воротились! Скворцы воротились!
Раздается мальчишечья весть.

Можно галку убить и сороку,
Но обычаи наши строги:
Ни один сорванец босоногий
На скворца не поднимет руки.