Иван Тургенев: Часы

- Настасей?

- Да; Настасей Настасеич.

Давыд положил часы на стол и отошел прочь молча.

- Они тебе не нравятся? - спросил я.

- Нет; не то... а я, на твоем месте, от Настасея никакого подарка бы не принял.

- Почему?

- Потому, что человек он дрянь; а дряни-человеку одолжаться не следует. Еще спасибо ему говори. Чай, руку у него поцеловал?

- Да, тетка заставила.

Давыд усмехнулся - как-то особенно, в нос. Такая у него была повадка. Громко он никогда не смеялся: он считал смех признаком малодушия.

Слова Давыда, его безмолвная улыбка - меня глубоко огорчили. Стало быть, подумал я, он меня внутренне порицает! Стало быть, я тоже дрянь в его глазах! Сам он никогда до этого бы не унизился, не принял бы подачки от Настасея! Но'что мне теперь остается сделать?

Отдать часы назад? Невозможно!

Я попытался было заговорить с Давыдом, спросить его совета. Он мне ответил, что никому советов не дает и чтоб я поступил, как знаю. Как знаю?! Помнится, я всю ночь потом не спал: раздумье меня мучило. Жаль былолишиться часов- я их положил возле постели на ночной столик; они так приятно и забавно постукивали... Но чувствовать, что Давыд меня презирает (да, нечего обманываться! он презирает меня!)... это мне казалось невыносимым! К утру во мне созрело решение... Я, правда, всплакнул-но и заснул зато, и как только проснулся - наскоро оделся и выбежал на улицу. Я решился отдать мои часы первому бедному, которого встречу!

IV

Я не успел отбежать далеко от дому, как уже наткнулся на то, что искал. Мне попался мальчик лет десяти, босоногий оборвыш, который часто шлялся мимо наших окон. Я тотчас подскочил к нему и-не дав ни ему, ни себе времени опомниться - предложил ему мои часы.

Мальчик вытаращил глаза, одной рукой заслонил рот, как бы боясь обжечься,- и протянул другую.

- Возьми, возьми,- пробормотал я,- они мои, я тебе дарю их-можешь продать их и купить себе... ну там что-нибудь нужное... Прощай!

Я всунул часы ему в руку - и во всю прыть пустился домой. Постоявши немного в нашей общей спальне за дверью и переведя дух, я приблизился к Давыду, который только что кончил свой туалет и причесывал себе волосы.

- Знаешь что, Давыд? - начал я как можно более спокойным голосом.- Я Настасеевы часы-то отдал.

Давыд глянул на меня и провел щеткой по вискам.

- Да,- прибавил я все тем же деловым тоном,- я их отдал. Тут есть такой мальчик, очень бедный, нищий: так вот ему.

Давыд положил щетку на умывальный столик.

- Он может за деньги, которые выручит,- продолжал я,- приобрести какую-нибудь полезную вещь. Все-таки за них он что-нибудь получит.

Я умолк.

- Ну что ж! дело хорошее! - проговорил наконец Давыд и пошел в классную. Я последовал за ним.

- А коли тебя спросят-куда ты их дел?-обратился он ко мне.

- Я скажу, что я их обронил,- отвечал я небрежно. Больше о часах между нами в тот день уже не было речи;

а все-таки мне сдавалось, что Давыд не только одобрял меня, но... до некоторой степени... даже удивлялся мне. Право!

Y

Прошло еще два дня. Случилось так, что никто у нас в доме часов не хватился. У отца вышла какая-то крупная;

неприятность с одним из его доверителей: ему было не до меня и не до моих часов. Зато я беспрестанно думал о них! Даже одобрение... предполагаемое одобрение Давыда меня не слишком утешало. Он же ничем особенно его не выказывал: всего только раз сказал-и то вскользь, что не ждал от меня такой удали. Решительно: пожертвование мое приходи

лось мне в убыток, оно не уравновешивалось тем удовольствием, которое Мое самолюбие мне доставляло.

А тут еще, как нарочно, подвернись другой знакомый нам гимназист, сын городского доктора,- и начни хвастаться новыми, и не серебряными, а томпаковыми часами, которые подарила ему его бабушка...

Я не вытерпел наконец - и, тихомолком выскользнув из дому, принялся отыскивать того самого нищего мальчика, которому я отдал свои часы.

Я скоро нашел его: он с другими мальчиками играл у церковной паперти в бабки. Я отозвал его в сторону и, задыхаясь и путаясь в речах, сказал ему, что мои родные гневаются на меня за то, что я отдал часы,- и что если он согласится мне их возвратить, то я ему с охотой заплачу за них деньгами... Я, на всякий случай, взял с собою старинный елизаветинский рубль, весь мой наличный капитал.

- Да у меня их нету-ти, часов-то ваших,- отвечал мальчик сердитым и плаксивым голосом,- батька мой увидал их у меня да отнял; еще пороть меня собирался. Ты их, говорит, должно, украл где-нибудь-какой дурак тебя часами дарить станет?