Увы! Для того чтобы родиться заново, человек прежде должен умереть… Увы! Шошиа не знает этого…
С добрым утром, мой Тбилиси дорогой!
Хочешь знать – откуда плач и ропот мой?
Подружился, горемыка я, с тюрьмой…
Бедной пташке дайте, люди, крылья!..
Бьет, гудит сионский колокол святой,
Простираю к нему руки я с мольбой…
Предан был я другом верным – не судьбой!..
Бедной пташке дайте, люди, крылья!..
Мтквари-матушка, великая река!
Глупо угодил я в сети рыбака!
Пожалей же ты беднягу бедняка!
Бедной пташке дайте, люди, крылья!..
Путь окончен мой, могилу вижу я,
Тяжкий грех я уношу с собой, друзья!
День и ночь я проклинаю сам себя…
Бедной пташке дайте, люди, крылья!..
Сидит Шошиа на своей галерке и поет, Шошиа мечтает о крыльях. Но где их взять, крылья? В наши дни крыльев нет у самих ангелов, кто же их даст Шошиа? Знает, знает об этом Шошиа, и все же он поет… Если бы сейчас здесь был Тигран, он наверняка придрался бы к Шошиа, что эти стихи принадлежат Этиму Гурджи [43] Этим Гурджи – тбилисский поэт-ашуг.
, но написаны-де они вовсе не так. Шошиа и об этом хорошо известно. Но он все же поет, потому что Этим Гурджи плакал о своем, а Шошиа плачет о своем…
– Шошиа, будь человеком, перестань нюнить и хныкать, спой или расскажи что-нибудь веселое! – прошу я.
– До ареста у меня было одно место на Майдане… Из грузин лишь я да ещё несколько человек о нем знали… Раньше я не стал бы рассказывать тебе, а теперь чего уж скрывать… Так вот, выйдешь отсюда, сходи обязательно! Назови моё имя – откроют в любое время дня и ночи…
– Да кто меня отсюда выпустит, Шошиа?
– Тебя выпустят!
– Почему ты так думаешь?
– Потому что нет на свете тяжелее греха, чем держать в тюрьме невинного человека.
– Я не первый, не последний, Шошиа!
– Это верно. Половина всех узников в мире сидит без вины… По крайней мере, попались они случайно… А тебя, вот увидишь, отпустят не сегодня, так завтра! – Заверил меня Шошиа таким тоном, словно решение о моем освобождении лежало у него в кармане и он скрывал его лишь из боязни остаться в камере один.
– Твоими бы устами да мед пить! – обрадовался я.
– Так вот, про Майдан… Было у меня там одно местечко… Около пестрых бань, если идти отсюда – по левой стороне. Одноэтажный дом, деревянные ворота выкрашены в голубой цвет. Внутри – крохотный, с николаевский пятак, дворик… Хозяина зовут Азиз. Запомни: Азиз, татарин… Он там содержит собственную чайную… С девочками!.. Поверь, я ходил туда исключительно ради чая… И днем и ночью… О, настоящий чай! Ты не знаешь, что такое настоящий чай! Но сейчас не об этом речь. Есть у Азиза одна комната, где он принимает клиентов…
– Как же так! – удивился я. – Человек имеет частную чайную, не чайную, а бордель, и никто его не трогает?!
– Эх, дорогой мой, сколько я там видел людей, кому именно и положено ловить таких частников… Нам бы с тобой столько червонцев… – произнес Шошиа мечтательно.
– Не верю!
– Поспорил бы я с тобой, да где тебя потом искать!.. Говорю, выйдешь отсюда, сходи к нему, сам увидишь… Учти только, чай у Азиза чуть дороже того, что продают в чайной напротив университета. Понял?
– Понял…
– В той комнате – пять маленьких столиков. Каждый столик – на двоих, на парочку… Над каждым столиком висит клетка с канарейкой. Пять клеток… И каждая канарейка берет не меньше пяти октав, а то и больше. Цена такой канарейке от ста пятидесяти до двухсот рублей… Ты, наверно, слышал – соловей в году поет три месяца, начиная с мая. А канарейка поет круглый год! Теперь представь себе эту комнату. Полумрак… Воздух пропитан ароматом чая, восточных пряностей и сигаретного дыма… В комнате тепло… Поют канарейки… Чай, канарейка и… любовь. А? Представляешь себе? Ничего слаще я не видел. Это был рай… Уходя, я оставлял Азизу, лично Азизу, сто рублей… Не вздумай только спрашивать – откуда да каким образом я доставал деньги… Доставал! Ведь терпят верующие? Мучаются и терпят. А зачем? Чтобы после смерти попасть в рай! И я терпел, мучился, из кожи лез вон, чтобы попасть в этот рай. Ну, ладно… Канарейки, знаешь, они до того привыкают к клетке, если выпустить – умрут! Потому что не в состоянии прокормить себя. Если даже найдется канарейка, способная найти себе корм, все равно она погибнет – сожрет кошка. А почему, знаешь? Потому что поющая канарейка забывает обо всем на свете. Она поет, закрыв глаза, ничего не замечая вокруг себя. И кошка легко подбирается к ней… Одним словом, канарейка и клетка – неотделимы. Но и в клетке канарейки умирают. Азиз жаловался мне, что его канарейки умирали через два-три месяца, – не выдерживали табачного дыма и спертого воздуха. Канарейки умирают в раю! А ты хочешь, чтобы я жил здесь да ещё рассказывал тебе веселые истории? Нет, не получится, дорогой Заза!
Читать дальше