Алексей Варламов - 11 сентября

- Ладно, ладно, я пошутила... Слушай, а у тебя деньги есть?

- Так, немного.

- Дай, а? А то неохота опять с этими проводницами... Я потом вышлю, честно. А теперь быстренько похаваем, перекурим, и мне пора.

Варя на еду смотреть не могла. А Мария опустошила наполовину холодильник и пропала. И было непонятно, была она или только Варе привиделась. Если бы не исчезнувший батник, некормленый кот, запах табака, тяжелая голова и грязная посуда на кухне, можно было б подумать, что никакой сестры у Вари и не было.

- Целовалась, не целовалась, - пробормотала она, подходя к окну. - Чушь какая-то. Как Карлсон, с крыши прилетела. Лучше бабуле ничего не говорить. Иди сюда, Пиночетик, буду тебя кормить.

Глава вторая

Ложки

Но бабушке рассказать пришлось, хотя, конечно, и не все. Старушка любила всякие житейские истории и, если бы Варя утаила такую важную, никогда бы ей этого не простила. Просто не поняла бы ее, поджала губы и стала говорить в нос. Стремительно трезвея, внучка навела на кухне порядок, затем, преодолев отвращение, съела чеснок и, когда в восьмом часу на пороге появилась изящно одетая старенькая женщина маленького роста, в пальто и шляпке с вуалью, старательно занимавшаяся Вариным воспитанием в связи с долговременным отсутствием ее мамы, девочка открыла было рот, чтобы поведать о внезапно объявившейся сестре, но бабушка не дала ей слова молвить.

- Варвара! Только что я встретила в молочном Евгению Львовну...

Евгения Львовна была самой чудовищной сплетницей на всем пешеходном пространстве от Яузского бульвара до Гоголевского, и можно было предположить, что она бабуле наговорила.

- Я ее не видела, - переходя в атаку, отрезала Варя.

- Зато она тебя видела и рассказала, что...

- Я водку пила на бульваре?

- Фу, Варя! Этого она не говорила. Но ты была в обществе... в обществе... - Бабушка защелкала пальцами. - Деточка, подруг надо выбирать из своего круга. Что о тебе подумают?

- А чем она ей не понравилась? Подумаешь, юбка у нее короткая.

- Дело не в длине юбки. Но она одевается не в тон. Что ты такое ела, не пойму.

- Бабушка, папа умер.

- Господи, помилуй. - Старуха перекрестилась. - Шалопай был, но добрый человек. А ты откуда знаешь?

- Сестра сказала.

- Гм... Сестра?

- Да, - с вызовом сказала Варя. - У меня есть сестра. Очень добрая и хорошая девочка.

- Матери-то, пожалуй, не надо про сестру писать. Расстроится, плакать там опять будет, - произнесла бабушка задумчиво.

- Не будет, - отозвалась Варя угрюмо. - Она вообще не знает, что такое плакать.

- Это ты, деточка, жизни не знаешь.

- А Мария сказала, что ей ее мама сказала, что папа говорил, что ему перед тобой стыдно было.

- Передо мной-то что? - Бабушка опустила голову, но видно было, что последние слова в Вариной тираде ее растрогали. - Конечно, если бы мама тогда не поехала в это свое Чили... Я ей говорила, убеждала.

- Не могла папу за измену простить?

- Вот еще какие глупости, - пробормотала бабушка. - Из-за такой ерунды разве люди расходятся? Нет, там другое было. И все равно с Евгенией Львовной надо здороваться. Ее муж был нашим торговым представителем в Индии. Это, конечно, не Персия, но тоже место недурное. Я тебе не рассказывала, какие у нас висели в Тегеране ковры?

Варя обожала бабушку. Они жили душа в душу, хотя иногда, будучи в дурном расположении духа, когда получалась четверка по географии или плохо ложились волосы, Варя могла старушку оборать, та не оставалась в долгу, грозилась подать на размен, уехать к двоюродной сестре в Ереван или к племяннице в Оленегорск, но после они легко мирились, пили чай с мятными пряниками и разговаривали за жизнь. Рассказывать бабка обожала так же, как Варя слушать. И рассказы эти напоминали некую спираль, где на известные с детства сюжеты накручивались новые подробности соответственно Вариному возрасту и житейскому опыту, чуть-чуть внучку опережая, так что многие вещи прояснялись только время спустя. В этих байках много было несуразицы, истории противоречили одна другой, в них переплетались крестьянские и дворянские корни, поклонники путались с мужьями и друзьями семьи, но все они были людьми исключительно благородными. Варя любила распутывать старухины клубки, но поймать бабулю на лжи не могла - старуха так лихо все обставляла, что всякий раз оказывалась в героях, а Варя в дураках. Точно так же она охмуряла своих старомосковских подруг, которые приходили по воскресеньям на журфиксы, Варя играла на фортепиано и демонстрировала хорошие манеры. Бабушка повелевала, а Варя смиренно исполняла, так что бульварные старушки, воспитывавшие хамоватых московских внуков, качали головами и были похожи на детей, которых дурит фокусник-иллюзионист, распиливая женщин и выпуская из кармана голубей.