Борис Васильев - Капля за каплей

И Тайка шагает навстречу. И мы сталкиваемся над сапогами. Тайка обнимает меня и целует...

Впервые в жизни меня целует женщина. Не мама.

- Какая же ты умница, - тихо говорит Елена Алексеевна. - Какая же ты умница, девочка моя.

Тайка опускает руки и точно отпрыгивает от меня. По лицу ее текут слезы, но она их не вытирает. Она начинает краснеть, заливаясь пламенем.

- Вот и у нас солнышко выглянуло, - говорит Хавка. - Господи, спасибо тебе. Хоть на чужое счастье полюбуемся.

Тайка вдруг срывается и вихрем мчится в лес, изреженный нашими пилами. А я стою над сапогами и тоже, кажется, начинаю краснеть.

- Беги, чего ждешь? - командует Хавка. - Беги за ней, дурень!

И я бегу. Все молча смотрят вслед. Только Семен Иванович, громко крякнув, с силой всаживает топор, который точил, в бревно.

Тайка сидит на поваленной березе, закрыв лицо руками. В своем единственном выходном наряде.

- Тайка.

Молчит. Только судорожно вздрагивают плечи. Я топчусь, все не решаясь сесть рядом.

- Смола. Слова застревают в горле. Меня всего колотит. - Платьице замараешь.

Сам не знаю, почему говорю "платьице". У нас нет в обращении уменьшительных или ласковых слов. Но говорю я именно так, и Тайка отвечает, как девчонка. Будто младше меня:

- Ну и пусть.

Я улыбаюсь и сажусь рядом. Возрастной барьер вдруг рухнул. Сейчас я старше Тайки, я должен ее утешать. И неуклюже обнимаю ее деревянной, негнущейся рукой.

- Тайка...

Я хочу сказать еще хоть что-то, но все слова заблудились, и я не знаю, где их искать. А Тайка, вдруг извернувшись, падает лицом мне в колени, так и не оторвав ладоней от лица.

- Мне нельзя тебя любить, никак нельзя, я понимаю, ну что же мне делать? Я старше тебя, я воровка, я в тюрьме сидела, я с четырнадцати воровской марухой была, но не могу я, не могу, не могу! Я ведь не любила еще, я даже не знала, что это такое, я смеялась, когда о любви говорили. Но что мне теперь делать, что делать, что делать?

Ее теплые слезы, просачиваясь сквозь пальцы, текут по моим ногам. Теплые, как кровь. Капля за каплей.

- Тайка, солнышко мое, Тайка. Я люблю тебя и всегда буду любить. Мы будем вместе, всегда вместе. Будем вместе пилить...

- Глупый!..

Сколько нежности и восторга в этом слове! Тайка поднимает зареванное счастливое лицо, хватает меня за щеки мокрыми ладонями, целует в лоб, в нос, в губы - куда придется.

- Мы будем вместе, обязательно будем. Только не будем целоваться, не будем спешить, прошу тебя. Я хочу любитъ, понимаешь? Хочу пожить, как... как невеста. Я никогда не оттолкну тебя, я все позволю, только ты тоже позволь. Позволь мне побыть твоей невестой. Хоть недельку, хоть....

Она говорит лихорадочно, путано, длинно, но я все понимаю. Я внезапно переполняюсь сознанием необычайной силы и гордости. И еще - долга. Я все понял, все, и я обязан сберечь ее мечту. Ее игру в невесту. Ничего, я потерплю.

И встаю первым, хотя она еще целует меня. И для меня оторваться от нее - подвиг.

- Пойдем. Вытри слезы, Тайка.

Улыбаясь, Тайка послушно вытирает слезы. Я беру ее за руку и веду к вечернему костру.

Вокруг него - все наши. Закипает чайник. Мы останавливаемся перед костром, и я громко объявляют:

- Мы - жених и невеста.

Сначала все молчат, и мне кажется, что молчат они слишком долго. Потом Елена Алексеевна встает, подходит к нам и торжественно целует сначала Тайку, потом- меня. Следом нас целует Хавка, за нею - Зина.

-Эх, по стакашку бы сейчас!..- улыбается Хавка. Только Семен Иванович продолжает сидеть, как сидел. А потом ворчит непримиримо:

- Жених и невеста. Тили-тили-тесто.

Но на него никто не обращает внимания. Мы с Тайкойрядышком-подсаживаемся к костру. И начинаем как-то уж очень торжественно пить чай. Даже чокаемся кружками. И все радостно и легко улыбаются, а Хавка громко смеется и пытается шутить.

Никогда такого не бывало за этим костром. Никогда.

И спать мы укладываемся, как всегда. Мне кажется, что Тайка успела пошептаться с Еленой Алексеевной перед тем, как занять свое привычное место: с другого края нашей общей лежанки. И я понимаю, как она счастлива: ведь она и мечтать не смела, что когда-нибудь с ней случится такое.

Заснуть не успеваю. Толкает Семен Иванович:

- Выйди-ка. Перекурим.

Обычно перед сном мы курим на скамейке у входа, но сегодня Семен Иванович прямиком топает к залитому водой костру. Подальше от барака и острых женских ушей.

Значит, разговор. Я волнуюсь, хотя понимаю, что его все равно не избежать.

Садимся. Свертываем цигарки, закуриваем. И молчим.