Сергей Максимов: Денис Бушуев

– Я сегодня всю ночь труды товарища Карла Маркса прорабатывал… Оптический обман-с, доложу я вам.

– Что такое? – нахмурился Алим.

– Нет… Это я так… На свои туманные мысли.

С клена упала в бочку с водой желтая гусеница. Барахтаясь, она старалась подплыть к краю и вползти на доски.

– Вот так и я, – усмехнулся Алим.

В конце тропинки, сбегающей по саду к Волге, показалась высокая фигура Мустафы. Он легко толкнул калитку, вошел и, покачивая широкими плечами, стал подыматься в гору. Братья не виделись со вчерашнего вечера. Мустафа подошел к столу, улыбнулся щербатым ртом и коротко бросил:

– Здоро́во, честная компания.

Алим кивнул ему головой, Гриша же встал, пошатнулся и изобразил что-то вроде поклона.

– Водочку пьем? – осведомился Мустафа и присел на обрубок бревна. – Ну и жарища! Продыхнуть некуда.

– Не угодно ли рюмочку, Мустафа Алимыч! – предложил Гриша.

– Тут и без водки околеешь. Хотя – одну, пожалуй, протащу.

Алим молчал. Мустафа искоса наблюдал за ним. Он хорошо знал брата, знал, что Алим горяч, зол, но и отходчив. И он пытался угадать: отошел уже Алим или нет. Лично ему, Мустафе, вчерашняя сцена уже казалась каким-то кошмарным сном, дикой вспышкой, недостойной ни его, ни брата. И он с горечью заметил, что Алим еще дуется, еще прячет глаза от него…

– А я в лабазе был. Опять ящик с печеньем пропал. Кладовщик – на грузчиков, грузчики – на кладовщика… чёрт их разберет, – огорченно проговорил Мустафа.

– Ни кладовщик, ни грузчики не виноваты. Маковкин, наверно… сам зав и утянул, – глухо сказал Алим.

Мустафа наклонил голову, пытаясь заглянуть в глаза Алиму, но снова не поймал взгляда брата.

– Я тоже так думаю… Наверно он. Знаешь, я даже в лицо это ему сказал. Эх, как он поднялся! Схватил…

Мустафа вдруг умолк. Он хотел было рассказать, как Маковкин схватил в бешенстве железный шкворень и бросился на него, на Мустафу, и как кладовщик отнял у Маковкина шкворень и помирил их. Он хотел было все это рассказать, но сцена в лабазе так напомнила вчерашнюю их, братьев, ссору, что он не решился на это, и только сейчас, когда уже почти рассказал ее, понял, как нелепо похожи они.

– Схватил… Что схватил? – спросил Алим и первый раз взглянул на брата. Взгляд его был угрюм и непонятен.

– Ничего… так, ерунда… – замялся Мустафа и вдруг спросил: – Манефа дома?

Алим вздрогнул, вытер потное лицо яркой бархатной феской и тихо ответил:

– Нет… Ходит где-то…

Мустафа взял положенную Алимом на стол феску и нахлобучил ее себе на голову.

– Положи феску… – попросил брат.

Мустафа облокотился на стол и мягко сказал:

– Алим, чего ты злишься? Ну поругались и хватит. Брось, Алим. Ведь мы братья с тобой. Ну, я вот уеду скоро… А ты подумай, что бы вчера получилось, если бы я вовремя не вошел… Ты только подумай, Алим… А ты сердишься.

Алим посмотрел на мирно уснувшего Гришу и, усмехнувшись, ответил:

– А ничего бы не получилось… особенного.

Мустафа быстро повернулся и молча пошел в дом. Через минуту он возвратился с байковым одеялом в руках.

– Ты куда? – спросил Алим.

– В малинник, спать… А жара спадет – пойду на пристань груз принимать, – ответил Мустафа, прошел под гору в конец сада и скрылся в кустах малины.

Гриша Банный, приоткрыв один глаз, долго следил за его фигурой и, снова зажмуриваясь, издал сладкий звук, похожий на зевок. Алим толкнул его под столом ногой.

– Гриша! Спишь?

– Н-нет… Что вы-с… – встрепенулся Гриша. – Так, в сладких мечтаниях пребываю-с… Об утраченной молодости, главным образом…

Алим бодро тряхнул головой, точно отбросив какую-то мысль, и выпил рюмку водки.

– Гриша, верно, что ты незаконнорожденный сын князя Сумарокова, что имение держал под Костромой? – весело осведомился он.

– Слухи-с, наглые слухи-с, имеющие целью умалить мое пролетарское достоинство, – возразил Гриша. – Папаша мой был, с позволения сказать, беспутной фигурой на Мильонной улице в Нижнем Новгороде… крючник. Двадцать пудов один из трюма выносил.

– Слушай, Гриша, – наклонясь и понижая голос, уже серьезно спросил Ахтыров, – а женат ты был?

– Н-нет… не был… Так, в незаконных связях, были случаи… Страдал через это непомерно… Особенно телесными повреждениями… Мужья бывают, доложу я вам, чрезвычайно сильны и злы, как цепные псы-с…

Ахтыров с силой ударяет по столу кулаком. Вдребезги разбивает тарелку. Гриша Банный вскакивает и, выгнув спину нотным ключом, описывает небольшой круг за кустами малины. Робко возвращается и боком подходит к столу.