Сулейман Велиев - Узлы

Балахан тяжело дышал. Всклокоченные волосы липли ко лбу, он их смахивал все время, не сводя с жены растерянных, жалких глаз.

- Ты неправа! Я помогал выводить на чистую воду...

- Да, ты помогал. Ты так хитро помогал, незаметно убирал со своей дороги тех, кто мешал тебе. Ты даже устраивал повышение друзьям. Только бы подальше в район отослать. Ты доставал путевки уборщицам и, помогая, заглядывал в чужие диссертации. Ты это умел - поставить способного человека ниже себя. Как ты это умеешь!.. Вон какой представительный, бабы до сих пор крутятся вокруг. А сердце гнилое. Ты готов ради карьеры предать всех. Ты не пощадил даже двоюродного брата. Ты его считал своим конкурентом. Ведь поговаривали, что его назначат заведующим промыслом. Помню, как ты злился. Наверное, тогда и написал анонимное письмо. Если бы одно!.. Где эти люди, Балахан?

- Назиля, дорогая... - Он произнес ее имя с такой нежностью, что она всхлипнула. - Перестань упрямиться. Не ломай того, что я строил для нас с тобой, для тебя, это уютное гнездышко. У отца твоего инфаркт. Он не перенесет. Имей совесть.

- Ты о совести? А когда этих людей... Ты думал о совести? Ведь и у них были дома, жены, дети, матери. Где была твоя совесть? Нет, нет, ты выслушай! Думаешь, я не знаю? Ты завидовал Васифу со школьной скамьи. Ты понимал: если дать ему расти, он опередит тебя, ты померкнешь рядом. Все поймут, что ты пустое место, И ты решился, ты сделал так, как любил говорить: "Если ты не съешь, тебя сожрут". А Васиф выжил, вернулся. Таким же чистым, как ушел. И ты... ты целовал его при встрече.

- Замолчи!

Он попытался встать, но вдруг осел, схватившись за сердце.

- Ты думаешь, я глупая женщина, ничего, кроме тряпок и кастрюль, не вижу? Тебя мучила зависть с первого же дня его возвращения. Я видела, как ты дергал ногой, когда Васиф говорил тебе о каких-то изотопах, которые помогают искать нефть. Он простодушно признался, что мечтает о Кюровдаге. И на другой день, опередив Васифа, ты помчался в Али-Байрамлы. С кем ты там плел паутину, не знаю. Ты на это и рассчитывал. Сорвется, наломает дров, потом поправить будет трудно. Не вмешайся Амирзаде и министр, Васиф не выдержал бы. Его сломило бы отчаяние. Ну? Знаю я или не знаю о твоих подлых делах?

Балахан прошел к серванту по битому стеклу, глотнул коньяк прямо из бутылки. "Пусть выговорится. Пусть успокоится. Скорей остынет", - думал он вяло, прислушиваясь к покалыванию в сердце.

- И потом... Ты попытался нагадить и там, где нашел он свое счастье... Я-то, дура, развесила уши, поверила, что моя двоюродная сестра одумалась, семью захотела, как все нормальные женщины. Я ведь правда была рада познакомить ее с Васифом. Угощение устроила. А ты, скотина, сам с ней путался. Развращал девчонку, пока не сделал шлюхой. Но Васифа вам не удалось опутать. Не помогло черное монашье платье, опущенные глазки. Не помогло!... Это чистая его совесть с твоей грязной схлестнулась. И теперь он поднимается вверх, ты катишься вниз. Он строит свой дом, он гордится своей любовью... А у тебя крыша над головой трещит, и честь жены ты пачкаешь с каждой шлюхой!..

Она заплакала громко, уже не в силах сдержаться. Балахан осторожно коснулся ее вздрагивающих плеч.

- Назиля, родная. Не добивай меня. Ты дала мне суровый урок. Если ты еще и бросишь меня, я погиб. Конец. Я подлый, я не умел дорожить тобой, тем, что ты принесла в мой дом. И теперь, когда все уходит, я знаю - все выдержу, все, только бы ты была рядом.

Она подняла подурневшее, припухшее от слез лицо. Сколько дней и ночей она ждала эти слова, пусть не эти, похожие, ласковые: "Только бы ты была рядом..." В первый раз он говорил это, торопя их свадьбу. И вот сейчас. Лжет, как и тогда. Лжет. Подлый, грязный, неверный! Но вот коснулся рукой и каждая клетка существа готова ответить на ласку...

- Я не верю ни одному твоему слову. Это трус в тебе говорит, трус, спасающий свою шкуру. Не трогай меня. Противно.

С трудом поднялась, вытерла глаза отворотом халата.

И вдруг дрожащие руки обхватили ее колени, мокрые губы коснулись чулок.

- Умоляю, Назиля... Ударь, говори, что хочешь, не встану, пока не простишь.

Она с отвращением отступила; неловко переваливаясь, он пополз за ней на коленях, свистящее, тяжелое дыхание обдавало запахом коньяка.

- Оставь меня! Подавись своими коврами, креслами, сервизами!..

С трудом вырвала из цепляющихся рук полу халата, подхватила брошенный на стул платок и выскочила на лестницу.

Балахан несколько секунд растерянно прислушивался к стуку ее каблуков, потом выбежал следом на улицу. Только и успел заметить цветастый платок в рванувшемся с места такси.