Айзман - Их жизнь, их смерть

Жюль мотает головой. Ни одного су?! Известно всем, как доктора лечат, когда без денег. Нет, не надо... Мари будет разное там выдумывать, а ее слушаться? Да черт с ней, и с ее любовниками, вот!

Докторша выпрыгнула из коляски и пешком направилась к дому Жюля. А Жюль фыркнул в усы и заворотил Маркизу направо, к квартире докторши.

- Дураки всегда дураками будут, - рассуждал он, - а меня не проведешь, нечего тут.

Он подъехал к сараю, выпряг Маркизу, и та сейчас же повернула и пошла домой. Жюль поднял оглобли фаэтона кверху, втолкнул его в сарай, запер на засов двери и поспешно последовал за Маркизой.

Хотелось выпить.

Пока докторша в Трампо сидела у больных, Жюлю подносили, - да все только вино, и уже пора была хлебнуть абсента.

Жюль, торопясь, стал устраивать у корыта Маркизу. Привязал лошадь, насыпал овса. Гарсонэ, соскучившийся по отсутствовавшей товарке, стал приветливо храпеть и махать загаженным хвостом.

- Машет!.. Чего машешь?.. Ты не махай... Размахался... Махало нашелся. Нечего махать...

Жюль прислушался. В доме была возня. Вижжала Эрнестина. Громко разговаривала Мари.

Жюль повесил шлеи на колышек и пошел в дом. Отворил дверь и стал на пороге, - как и тогда, много лет назад, в день рождения своего первенца...

Женщины суетятся: одна кипятит в очаге воду. Докторша у окна, прищурившись, смотрит через пенснэ на стеклянную трубку... "Ну уж конечно, без трубки она не может..." Эрнестина у кровати, и Мари спиной сюда, над кроватью нагнулась. "Вот зад! У-гу-гу! Прямо тебе два гектара, и кончено!"

- Зачем шумят? Туда, сюда... Бегают, и все... Верблюды проклятые!

Жюль притворил дверь - и вышел на улицу. Докторша уйдет, тогда он и посмотрит, что там такое с Ирмой. А сейчас, если оставаться здесь, то надо будет докторше платить... Заплатить? Пусть Мари платит, если ей надо, а у

него лишних денег нет. И любовников тоже нет. Он не желает.

... Соответствующую компанию всегда найдешь. Нужно только самому быть хорошим человеком, и знать, куда пойти.

В кабаке у Виара сидели старый Зозо, могильщик и муж почтарки, дедушка Мерлэн. Этого полуразвалившегося старичка девица Анаиза сумела до такой степени разжечь своими окончательно угасшими прелестями, что он, потеряв всякую застенчивость, к великому удовольствию своему и всей деревни, целые дни и почти целые ночи проводил в кабаке...

Жюль подсел к компании и немедленно, без обиняков, объявил, что как угодно, а его не обманешь.

Даром? Не желает он даром!

Какой дурак отдаст даром то, за что можно получить деньги? Он не нищий! Это всем известно. А если кому неизвестно, так он даст в морду. С какой стати даром? Мари - верблюд, - пусть она и платит.

Он будет ездить в дорогу, гонять Маркизу, а потом платить докторше? А вот этого она не хочет?.. Ага! Почему Ирма заболела? Дифтерит? А откуда у нее дифтерит?.. Никогда у нее дифтерита не было. А накормила Мари детей, и сейчас дифтерит. Теперь пусть завет докторов, - из Нанси, из Парижа, из Персии, пусть платит! Пусть за все платит. И больше ничего! У него в сапоге ума больше, чем у Мари в трех головах. И он ничего не боится. За все пусть Мари платит. И в аптеку, и докторам, и попам. Вот, помрет Ирма, - он знать ничего не хочет! Плати, верблюд, за похороны.

- Ну, это врешь! - запротестовал Жако. - Ты - отец и за могилу я всегда с тебя потребую.

- С меня? Не получишь!

- Получу!

- Не получишь!

Если Ирме могилу, так получать с тебя, - кричал Жако.

- Обязан, - вмешался дедушка Мерлэн, - за своих детей всегда отец обязан.

Жюль хлопнул кулаком о стол.

- А если девчонку Мари отравила?

- Ирме могила, - ты заплатишь, - настаивал Жако. - И маленькому Жюлю если могила, тоже ты заплатишь.

- Не заплачу.

- Нет, заплатишь.

- Вот увидишь!

- Нет, ты увидишь!

Девица Анаиза подошла менять на столе стаканы, и дедушка Мерлэн, весь сияя весенним счастьем, протянул к ней дрожащие руки.

VIII

В этот день Эрнестина пила, была пьяна, и в голове ее стоял тяжелый туман. Когда к ночи Мари и соседки ушли, она села на кровать, где металась Ирма, и тупым, бессмысленным взором уставилась на умирающую. Девочка хрипела, корчилась в резких судоргах и в горле ее и в груди что-то странно хлюпало и перекатывалось.

- Умирает, думала Эрнестина. Она покачивалась взад и вперед и в руках крепко сжимала горлышко бутылки - Умирает... Это Мари отравила... и докторша отравила...

Она пила из бутылки и злобно вытирала рукавом рот.

- Отравили, - проносилось в ее пьяной голове. - Они отравили... А я вылечу... на зло всем вылечу.