Юсиф Везиров - Домашнее задание

Ещё, говорят, у добра, которое побеждает, столько всякого добра, что от него добра не жди.

И совсем не доброе, говорят, добро, хотя и побеждает. А, говорят, напротив. Жадное.

Правду говорят, что от добра добра не ищут. Ибо то добро, что побеждает, добром не поделится.

Вот ведь какие времена. Нынче даже сказка теряет свою красоту. И это добром не кончится.

Кстати, кто-то когда-то говорил, что нет худа без добра. Потерпим, подождём. Может так оно и есть?

Где ты, старое доброе время?

20 декабря 2002-го года.

Вековые традиции.

Трава под асфальтом. Цветы в горшочках. Суп из кубиков. Сок из концентратов. Кофе ячменный. Цивилизация. Народ вдыхает разбавленный кислород и закусывает импортными сухофруктами в металлических баночках. Температура тела 36,6. Странно.

На дворе ХХI век. Во дворе дети играют в игры моей юности. Со двора опять забыли вывезти мусор. Мухи. Облезлый кот-акселерат перестал бояться людей. Дворовые собаки его уважают и в присутствии не лают. Мыши ушли в библиотеки и грызут науку.

Слякоть. Такая, что мокнут валенки и вязнут калоши. А лапти уже не носят. Не в моде. И керосиновыми лампами пользуются всё реже и реже. Электричество, как-никак, в каждом доме. И хотя напряжение в проводах не полные 220, зато уже давно не 127.

И свет по причине такой заметно тусклый. Но, главное, соседа от соседки отличить не сложно: голоса у них разные. И манера говорить тоже. А почерки остаются загадкой. Почта работает не совсем хорошо, и письма никогда не доходят до адресата.

И шут с ним, с адресатом. Важно, что почта работает. Так же, как работают все предприятия. Каждый день. И то, что никто этого не замечает и ни чувствует, вина не предприятий, а плохого восприятия населения. Всё работает. Всё есть.

И отопительные трубы проходят органом по стенам ещё с прошлого века. Но как не отапливали они столетие назад, так не отапливают они и сегодня. Вопрос принципиальный, учимся выживать в экстремальных условиях крайнего севера. Кому это нужно?

Старое радио по утрам, зимним с особой бодростью, шуршит фольгой песню "Если хочешь быть здоров - закаляйся", и всё на своих местах. Уценённая жизнь заложена в этот ломбард и ничего не стоит. Терять, как всегда, нечего. К войне готовы.

Только годы проходят.

23 декабря 2002-го года.

Дедовщина.

Всегда мне было жалко тех, кого мне было жалко. А жалко мне их было потому, что они хотели, чтобы их пожалели. Они выглядели такими жалкими, что не жалеть их мог только человек с очень суровым нравом, каковым я, лично, никогда не являлся. Оттого и жалел тех, кого было жалко.

А они, жалуясь жалобили. И на жалости обретали то, что им давалось от жалости. Очень многое. Жадно собирая жалкие подачки. Превращая их в не жалкий капитал. Покидая постепенно жалкое положение, но, оставаясь при этом жалкими навсегда (имидж того требовал). Хотя, смотря при ком и с кем.

И возникни рядом с ними существо действительно требующее искренней жалости, эти жалкие люди превращались в безжалостных нелюдей. В них заговаривал животный инстинкт, и они самым жестоким образом смелели. И чтобы усмирить их смелость, требовался авторитет. Сила. Кто их пожалел бы.

Их, которые только мгновение назад готовы были уничтожить жалкого слабого. И уничтожили бы его физически. Не появись случайно сильный. При котором они слабеют потому, что он их жалеет. И они действительно жалкие. Потому, что любят, когда их жалеют сильные, а сами не умеют жалеть слабых.

Их не жалко. Поэтому я их жалею.

24 декабря 2002-го года.

101-й километр.

А на 101-м километре случился Новый Год. Настолько новый, что не каждый его заметил. И уж конечно никто не сориентировался. Опять. Хотя новогодняя ночь рассвела в новогоднее утро, декабрь превратился в январь, и год заменил год демонстративно. Как обычно. Ускакала огненная лошадь лет, этак, на 12, уступив позиции травоядным мирным козлам да баранам.

Остальное сохранилось неизменным. Поменялись лишь календари на стенах, на столах да в нагрудных карманах пиджаков обывателей. При этом стены, столы и тем более пиджаки остались прежними. И содержимое нагрудных и прочих карманов обывателей тоже: ничего весомее календаря. Разве что потёртый замаранный носовой платок времён китайско-советской дружбы.

Правда, киоскёр заработал на новогодней распродаже всё тех же календарей. Да не разбогател. Потому, что это и есть его единственный заработок за целый год, как ушедший, так и наступивший. Ибо календари ни что иное, как самая правдивая периодика из всей печатной продукции, продаваемой серийным киоском близкой дали, именуемой в народе вотчина.