Юрий Визбор: Альтеpнатива веpшины Ключ

- Вот что, Юнна, - сказал Володя. - Ты мне нужна. В смысле поговорить. Обязательно.

Он сказал все это сухо, строго, почти официально. Остался доволен сказанным. Как гора с плеч упала. Поднял глаза.

- Вы мне делаете предложение? - спросила Юнна, не приняв его "ты". Она улыбалась, и эта улыбка еще больше успокоила Володю.

- Да, - ответил он, - именно предложение.

- Несмотря на приближение такой яркой блондинки? Или именно в связи с приближением?

"Во, бабы! - восхитился про себя Садыков. - Слова не скажешь - уже хомутают!"

- Несмотря, - ответил он.

- Я - прагматик, - сказала Юнна и перестала улыбаться. Я иду к цели по кратчайшему пути. Я бы хотела быть романтиком. Но для этого у меня, лично у меня, совершенно отсутствует время. Впрочем, - здесь Юнна повернулась к приближающейся Лиде и стала ее печально и внимательно рассматривать, - может быть, все это простое жалкое оправдание...

- Я смог бы сегодня освободиться вечером, - быстро сказал Володя, быстро, почти торопливо.

- Я провожу совещание с энергетиками. Это до ночи.

- Я буду ждать у общежития.

- Это будет поздно. В час ночи, наверно.

- Ничего. Хоть до утра.

Ну, тут и Лида подошла. Подошла, чуть запыхавшись, остро ожгла глазом Юнну, глянула на Володю, как на свое. И слово выбрала, чтобы показать этой шатенке, что это - свое, у ноги:

- Устал?

- Нормально, - ответил Володя и продолжил фальшиво, с опереточной улыбкой. - Это, Юнна Александровна, врач нашей команды, мастер спорта Лидия Афанасьева.

Они пожали друг другу руки, причем никому из троих это действие не доставило никакого удовольствия.

- У вас мягкая рука, - сказала Юнна, пытаясь объявить мир.

- Мягкая, но тяжелая, - ответила Лида, с ясным вызовом посмотрела на Володю.

Тот сказал:

- Видала? Марат приехал.

- Естественно, - сказала Лида, - если тебя, Володя, кто. полюбит, это уже на всю жизнь.

Она отошла в сторону и, нагнувшись над отвесом, стала кричать вниз:

- Руслан! Саша! Спартак! Обед!

- Чужой монастырь... - тихо сказала Юнна.

- Чужой, пока в нем не поселишься, - ответил Володя. - Я буду ждать.

- Да, - сказала Юнна и начала спускаться по лестнице. К Володе подошла Лида и тоже стала смотреть, как уходит Юнна.

- Она, по-моему, крашеная, - сказала Лида.

Доводилось ли вам просидеть на небольшой, врытой в землю и отполированной брюками да юбками скамеечке целый вечер? Или более того: вечер и ночь? Совершенно бездумно? Наверно, давно не приходилось. А жаль. Бездумно, оказывается, время проводить никак невозможно. Даже если специально гнать из головы эти самые думы, они же мысли, они же рассуждения, они же размышления, ну вот сидеть и все, - нет, все подмечает глаз, все врастает в память. И потом о некой важнейшей беседе, что-то решавшей в твоей жизни, и остается-то в памяти какой-то валявшийся на столе карандаш с розовыми деревянными боками заточки, с белой полосой у оснований, с золотыми буквами по синему фону. Что за карандаш? К чему? Какое объяснение? Лицо говорящего уже неразличимо в памяти, как блин, слова улетели, нету их, проблема давно уже решилась сама собой, ходить не нужно было, но вот карандаш остался - простой карандаш, лежащий на белом листке с машинописными буквами, стереофонический, стереографический, объемный, в руки взять хочется. Кто объяснит? Ученый мир молчит. Журнал "Наука и жизнь" не касается. Не берутся доценты, бормочут - "подкорка", будто в адресе скрыт ответ...

Вот так сидел Садыков перед двухэтажным блочным общежитием, бетонный угол которого был покороблен и смят каким-то очередным землетрясением, видно давним, потому что отлетели уже торопливые цементные заплаты, и наблюдал без всякого дела окружающий мир. И остались в его памяти от всего этого вечера-ночи: зубчатый гребень гор, черный, плоский, положенный на вялую желтизну заката," дикая шутка проходивших мимо и неразличимых в темноте людей: "Он мне говорит "спасибо", а я ему - "спасибо" в стакан не нальешь"; алюминиевая, продавленная в путешествиях миска луны, висящая в тонких ветвях обглоданного дорожной пылью саженца; давно забытое ощущение "свидания" (хотелось прибраться в этом мире, как в комнате перед приходом гостей, протереть мокрой тряпкой горы, почистить посудомоем луну, особенно пропылесосить дорогу); Марат, бесконечно вертевшийся под ногами, прогоняемый и возникающий снова из самых различных точек пространства.

- Ну, что ты меня гонишь? Я тебя целую неделю не видел. Знаешь, как было страшно один раз? Мы стали обгонять, а этот не пускает. Тут встречная из-за поворота. Этот - раз! Тот - фырь! В сантиметре! А с другой стороны пропасть.