Вера Крыжановская-Рочестер - Эликсир жизни

В эту минуту мой помощник приподнялся на локте и вскричал, поднимая руку, сжатую в кулак:

– Проклятая!… Она отравила нас…

Он тоже из любезности просил Лору налить ему вина и осушил кубок за ее здоровье.

Я понял, что он прав, и мною овладела безумная ярость против этой женщины, которая дьявольски отомстила мне, лишив меня сразу всех моих верных товарищей.

Я хотел выхватить кинжал, всегда находившийся у меня за поясом, но его там не оказалось. В ту же минуту я почувствовал сильный удар в бок и услышал чей-то шипящий голос:

– Умри, убийца, и будь проклят! Пусть твоя проклятая душа вечно блуждает по этим водам и нигде не найдет себе покоя!

Я обернулся и увидел Лору. Лицо ее пылало; взор горел дикой ненавистью. Она держала мой кинжал, а руки и платье ее были залиты моей кровью.

Я поднял кулак, чтобы ударить ее, но рука моя бессильно опустилась и я, охваченный внезапной слабостью, упал на палубу. В глазах у меня потемнело. Как сквозь покрывало видел я, что

Лора подняла кинжал и вонзила его себе в грудь. Затем я потерял сознание.

Свежее веяние, коснувшееся моего лица, заставило меня открыть глаза, и я увидел странника, стоявшего около меня на коленях. Огненный взгляд его, казалось, пронизывал меня. Вдруг он пробормотал дрожащим голосом:

– Хочешь ты жить – жить очень долго? Не будешь ты проклинать меня за это? Тогда я спасу тебя.

Я чувствовал, что умираю, и с почти нечеловеческим усилием пробормотал:

– Спаси меня – и я буду благословлять тебя!

Тогда Агасфер, так как этот странник был он, вынул из кармана маленький флакон, наполненный бесцветной жидкостью, приподнял мою голову и вылил мне в рот содержимое флакона.

Мне показалось, что я проглотил огонь, все пылало но мне. Затем меня оглушило точно ударом молнии.

Когда я открыл глаза, то лежал на своей кровати. В нескольких шагах от меня, у стола, сидел странник и читал длинный свиток пергамента.

Я чувствовал себя свежим, сильным и здоровым, как всегда. Вместе с сознанием ко мне вернулась и память. При воспоминании об ужасной смерти моих верных товарищей с моих губ сорвался хриплый вздох и отвратительное ругательство.

Пилигрим тотчас же встал, подошел ко мне и строго сказал:

– Зачем ты проклятием встречаешь свое чудесное исцеление? Будь признателен Небу, брат мой, за то, что чувствуешь себя сильным и здоровым. Взгляни на единственный след после ужасной ночи.

Он откинул рубашку, и я увидел у себя на боку широкую кроваво-красную рану, затянутую тонкой и прозрачной, как стекло, кожей.

– И этот знак долго был заметен? – с любопытством спросил Морган.

– Он виден по сию пору, хотя с тех пор прошло более трех веков, – ответил голландец.

С этими словами он расстегнул свое платье, откинул рубашку и показал Ральфу странный знак, действительно похожий на свежую рану, закрытую прозрачным, напоминавшим кожу пластырем.

– Вид этого странного знака произвел в то время на меня страшно тяжелое впечатление, и я почувствовал внутреннюю слабость.

Тогда пилигрим положил мне на плечо руку и сказал:

– Этот кровавый знак должен вечно напоминать тебе, что ты никогда больше не должен браться за оружие для убийства ближнего. Довольно крови и преступлений! Начиная с сегодняшнего дня, ты перестаешь быть обыкновенным человеком. Ты переступил таинственную грань, делающую всякую человеческую жизнь кратковременной. Тебя ожидает безграничная жизнь. Но, чтобы сделаться достойным ее, откажись от своего прошлого; раскаянием и молитвой должен ты изгладить следы совершенных тобой преступлений. Тебе уже не нужно больше жить грабежами и убийствами, так как я дам тебе богатство, а потом отвезу в одно место, где ты будешь принят в число членов мистического и таинственного братства.

По мере того как он говорил, мною начала овладевать глубокая грусть. Мое прошлое, полное приключений, сразу побледнело, и я со смутным предчувствием жаждал чего-то нового и неизвестного.

– Я исполню все, что ты приказываешь, могущественный учитель, повелевающий смертью! – сказал я, опустив голову.

Затем я встал, оделся и выразил желание подняться на палубу. Пилигрим согласился, и мы поднялись по лестнице. Отвратительная и зловещая картина палубы, освещенной дымящимися факелами, наполнила мою душу ужасом и отчаянием.

Все мои матросы были мертвы и валялись вперемешку; на почерневших и искаженных лицах их застыло выражение ужасных мук агонии. Еще вчера все эти смелые молодцы толпились вокруг меня, полные жизни и мужества, а сегодня от них остались одни почерневшие и раздутые трупы! С трудом подавив бушевавшую во мне ярость, я сказал стоявшему рядом со мной старцу: