- Почему это не придется? Буза! - с вызовом перебила его она. - Мы с вами еще съездим и в Париж, и в Лондон. Надо увидеть то, что есть хорошего в закатывающейся буржуазной цивилизации.
- Вы, может быть, и увидите. Вы еще молоды... За границей я, повторяю, не бывал, но думаю, что таких видов, как с этой крыши, немного найдется и там: море, снеговые горы, тропические сады! Говорят, князь Воронцов истратил на свой дворец двадцать миллионов рублей. Когда они продавали мебель и картины, то при этом разбазариваньи выручили два миллиона! В известном смысле можно утверждать, что эти люди и довели Россию до большевизма... Впрочем, извините, беру свои слова назад, - с улыбкой добавил он. Марья Игнатьевна не состояла в партии, но очень ей сочувствовала. Он знал однако, что она никогда его не выдаст.
- Вздор! Буза! - сказала она. Марья Игнатьевна была еще ребенком, когда произошел октябрьский переворот, и говорила по-советски. Работала она с молодежью и, немного под нее подделываясь, часто употребляла слова "комса", "задавка", "гвоздь парень", а заведение, в котором получила образование, называла "педвузом". Ему впрочем казалось, что она новые слова употребляет не совсем так, как молодежь. Но и эти и ее другие выражения, "Ясно", "Я вам говорила и повторяю", нравились ему, как нравилось ее миловидное, уже чуть тронутое временем, всегда оживленное лицо.
- "Довели страну до большевизма"! Сказал!
- Беру свои слова назад. Вы, я знаю, довольны революцией.
- Спрашивает!
- Нет, я не спрашиваю. Я только хотел сказать, что с некоторой точки зрения, быть может, именно я избрал благую часть: поселился навсегда в сакле на большой дороге, гляжу на море, на горы, истребляю вредителей, которые могли бы уничтожить чудесные сады и виноградники. Ну и живу.
- Дело не в том, где кто живет, а в том, кто что делает! - ответила она со своим обычным энергичным выраженьем в тоне голоса. - Вы работаете классно, выявили себя как спеца и имеете все права на уважение советского коллектива. Нам теперь нужны хорошие работники для социа-листического строительства. Не изображайте из себя Тургеневского лишнего человека, ваше сиятельство.
Она часто так его в шутку называла и говорила с ним таким тоном, будто он до революции был большим сановником или помещиком. Иван Васильевич не раз слышал и то, что он Тургеневский или Чеховский персонаж. Он и хотел походить на полковника Вершинина, но ни малейшего сходства с ним в себе не находил. "Критики говорят, у Чехова в пьесах ничего не происходит. А у него что ни пьеса, то выстрелы, самоубийства, дуэли, пожары. Вот со мной действительно за всю мою жизнь, ничего не случилось. Революция, войны, так ведь все за меня делалось и меня не спрашивали... Глупости она говорит"... Однако ее слова его не раздражали. Она говорила глупости мило, и ее московский говорок был ему особенно приятен в Крыму, где люди говорили по-русски не особенно хорошо. Порою, когда вид ее показывал, что сейчас она скажет что-то особенное, он даже испытывал легкое волнение вроде того, какое чувствуют в опере меломаны перед началом знаменитой арии.
- Ах, все люди в известном смысле лишние, Марья Игнатьевна.
- От вас только и слышишь, "что в известном смысле" да с "некоторой точки зрения"! Вы верно и влюблялись всегда в "известном смысле". А дело в том, что вам нужно переехать из этой грязной сакли, - сказала она, брезгливо оглядываясь по сторонам. Иван Васильевич покраснел, и от этого его худое, длинное лицо стало привлекательней. Его сакля в самом деле была грязна, да и сам он ходил в заношенной косоворотке и менял белье раз в неделю.
- Если ваше здоровье непременно требует жизни на юге, то надо переехать в большой культурный центр вроде Николаева.
Он не мог ей ответить, что никуда от нее не переедет. Впрочем, думал, что не влюблен в нее, по крайней мере не так влюблен, как полковник Вершинин в Машу.
- Что же я буду там делать? Там ни виноградников, ни, кажется, садов нет.
- В Советском Союзе можно найти работу. Это не капиталистическая страна. Кончится война, вы переедете. Вовсе не обязательно всю жизнь истреблять блох... Хотя, ясно, это такой же почтенный труд как другой и вы себе составили крупное имя в этой области.
Он опять смутился, несмотря на то, что она тотчас смягчила свои слова комплиментом. Иван Васильевич понимал, что она относится к его ремеслу пренебрежительно. Марья Игнатьевна была декоратором, ее до войны приглашали украшать дома отдыха, она читала в Николаеве лекции о Рембрандте и Бродском.
Читать дальше