Клавдия Наумкина - Пока кукует над Рессой кукушка… Семейная сага

Герасим любит свое дело. И навыки, и умение гончарное передает сыновьям, присматривается, кому оно лучше дается. Радует старший Николка. Вдумчивый, въедливый, пока не поймет, что к чему, не отступит. Но больно любитель до лепки фигурок разных. Они у него как живые получаются. Вот баба с коромыслом, а то гармонист растянул меха. Смешно. Забавно. Николка и в грамоте впереди всех. Лизавета уговорила отдать в церковно-приходскую школу в соседнее село. Молодец, хорошо учится.

Отец с гордостью поглядывает на старшего, склонившегося над лавкой. Он-таки вылепил Топтыгина с гармошкой в лапах. Теперь, думая, что отец не видит, изображает, как хозяин леса выплясывает на ярмарке. Надо бы одернуть, но больно смешно выходит. Лизавета подхватывается с места, хлопает рушником по спине своего первенца:

– Охальник, что творишь? Отец говорил тебе, что к родичам почтительно надо…

– Будет тебе, мать, – посмеивается Герасим. – Он же в школе закон божий читает. Там другому обучают. Богов наших и родичей чтить не велят. Сама же хочешь, чтобы грамоте учился.

Поет гончарный станок. И под его песню неторопливо, но споро творится беседа об окружающем деревню мире. О живности, что заселяет окрестные леса. В сказочной, быличной форме повествует Герасим детям о делах давно минувших лет, о том, что в детстве слышал от своего отца, а тот в свое время от своего…

– Тятя, – напоминает опять Ариша, – вы же обещали рассказать, как наш предок победил одной оглоблей сорок французов…

– Похвально, похвально, что ты так интересуешься своими предками, – посмеивается Герасим. Он доволен. Вот так, в неторопливой беседе за работой передает он знания о своих предках, о корнях рода. Где еще дети почерпнут известия о том, чьего они роду-племени, как жили пращуры, и почему грешно покидать свою землю, оставлять отчие места…

– Ну, о французах, так о французах. Было это давно. Еще мой прадед Никита был мальцом. Вот таким, как наш Андрейка.

Ариша на эти слова отца смешливо фыркает. Хочет что-то сказать, но раздумывает. Зачем перебивать тятю, который всегда так интересно рассказывает.

– Так вот, навалилась на землю-матушку сила темная, страшная. Порешили супостаты завладеть землей нашей. Началась война ужасная. Со стороны захода солнечного двинулась на нас армия французская. Решили заполонить наш народ православный, поработить люд русский. Многих тогда в солдаты забрали. А кто дома остался, в дружины добровольные собирались. И все шли на супостата. Крепко ему досталось от наших воинов. И крестьяне подмогли армии. По лесам, по глухим местам переходили в тыл ворогу, чтобы не допустить их на просторы родимой сторонки, бить их и в хвост и в гриву. Как погнал батюшка Кутузов французов тем же путем, как они пришли к нам, так те и оголодали. Стали рыскать по деревням окрестным. Заглянули как-то и в наши места. В Красном в то время почти что и мужиков не было. Кто воюет в армии, кто в добровольной дружине. Из крепких мужиков только что наш пращур Димитрий был. Как полезли французы в деревню, увидали, что в ней только бабы да старики и дети, так и стали озоровать. Скотину резать, птицу бить. Не выдержал Димитрий, выхватил оглоблю из телеги и пошел на супостатов. Ох, и побил же он их. Те и оружие ухватить не успели. Да и куда им было. Оголодали. Больше думали о том, как насытиться. Говорят, сорок французов наш предок один положил. С остальными справились бабы деревенские.

– Как же он не испужался? – таращит глазенки Ариша, представляя в уме, как расправляется прапрапрадед Димитрий с врагами.

– На Димитрии деревня держалась. Он был старшим в роду, должон был защищать, – авторитетно заявляет Николка, поглядывая на отца. Одобрит ли его, не осудит, что влез в разговор. Но Герасим сегодня благодушен. Выводы сыновья из рассказа сделали верные. Не усомнились в том, что уж больно число большое побитых врагов называется. Так и должно быть. Дети должны вникать, что землю-матушку защищать надо в любом случае, не оглядываясь на число ворогов.

Такие вечерние посиделки в зимнее вьюжное время греют душу, наполняют дом благодатью и радостью. За беседой и дело спорится, и дети учатся.

Приближалось Рождество, а вместе с ним разговение и веселые Святки. Перед праздником всей семьей собрались ехать к заутрене в Гороховский храм.

Лизавета открыла сундук, что стоял в горнице, бережно извлекла сарафан-борчатку, который когда-то под присмотром матери любовно расшивала к свадьбе, вынула душегрейку со складчатой баской и расписную шаль, всю в розах, что прошлым летом купил ей Герасим на ярмарке. Принарядилась, расправила платок, заглянула в зеркальце: не дай бог, волосы выбились из-под кички.