Илья Салов - Грачевский крокодил

Услыхав от Мелитины Петровны, что если бы та захотела, то давно бы поймала крокодила, старушке пришло в голову послать за г. Знаменским и посоветовать ему обратиться за помощью к Мелитине Петровне, тем более что не далее как вчера г. Знаменский прочел ей письмо, в котором за доставку крокодила ему обещали громадные деньги. Но только что хотела она послать за г. Знаменским, как тот вошел с целою кипой газет подмышкой.

Это был мужчина лет тридцати, высокий, длинный, со впалою грудью, зеленый, худой, с чрезвычайно болезненным видом и с глазами, похожими на глаза соленого леща. Платье сидело на нем как на вешалке, а так как он ходил с какою-то перевалкой, то фалды сюртука его раскачивались свободно направо и налево. Он был в крайне раздраженном состоянии, отчего и без того уже болезненное лицо его, со впалыми щеками и шишковатыми скулами, имело вид совершенно мертвого человека.

Извинившись перед Анфисой Ивановной, что беспокоит ее своим посещением, он объяснил, что, шатаясь с утра по берегам реки Грачевки, решился зайти к ней и немного отдохнуть. Проговорив это, он сильно закашлялся и добавил, что очень устал, а главное, раздражен всеми теми нелепостями, которыми наполняются в настоящую минуту газеты по поводу крокодила. Проговорив это, он с досадой швырнул газеты и, совершенно изнеможенный, опустился в кресло. Анфиса Ивановна очень обрадовалась приходу г. Знаменского и передала ему немедленно слова Мелитины Петровны. Но г. Знаменский не обратил даже внимания на рассказанное Анфисой Ивановной и заметил только, что у Мелитины Петровны завидный характер, ибо она надо всем шутит и смеется; что о поимке крокодила не заботится, так как крокодил, как только получатся им книги от Вольфа, будет всенепременно пойман. Но его бесит одно только, что газеты точно сговорились и доказывают, что в Грачевке не крокодил, а какая-то гигантская змея, и что такое нахальство подмывает его ехать в Москву и в Петербург для личных объяснений с авторами этих недобросовестных статей. Затем он опять закашлялся и немного погодя, отдохнув от кашля, высказал свое глубокое презрение к тем людям, которые так легко относятся к печатному слову и ради какого-то глупого гаерства затемняют истину искажением фактов.

Затем Анфиса Ивановна сообщила ему, что, по словам Ивана Максимовича, крокодилов не один, а двадцать, что все они прибыли из Петербурга кургузые, а один без хвоста. Услыхав эта, г. Знаменский от души расхохотался и объяснил старухе, что крокодил только один, за это он ручается, а что Иван Максимович, употребляющий в своих разговорах разные глупые прибаутки, весьма часто ни к селу ни к городу говорит и о «кургузых волках» и «с волком двадцать». Вспомнив действительно поговорки Ивана Максимовича, Анфиса Ивановна немало удивилась, что вчера, встретившись с ним, забыла совершенно про его манеру говорить. Г. Знаменский успокоил Анфису Ивановну и тем еще, что если она не будет ходить на реку и в камыши, а ограничится прогулкамиьпо саду и по дому, то ей нечего опасаться быть проглоченною крокодилом, так как животное это ни в сад, обнесенный забором, ни в дом никоим образом не пойдет. После этого, собрав все свои газеты, г. Знаменский распростился с Анфисой Ивановной и, повторив еще раз, что крокодил его рук не минует, зашагал по дороге, ведущей в село Рычи.

Посещение это подействовало на Анфису Ивановну несравненно благотворнее капель фельдшера Нирьюта, и она, видимо, успокоилась, узнав, что «тварь» эта не может пробраться ни в дом, ни в сад. «Фигура-то, выходит, не больно важная!» – думала она и, придя к таковому заключению, чувствовала, что аппетит ее разыгрывался все более и более, а по мере того как разыгрывался аппетит, усиливалось и негодование ее на медленность попов.

– Ведь это черт знает что такое, прости господи! – ворчала она, посматривая на часы, показывавшие половину одиннадцатого. Раза два она высылала даже Потапыча на крыльцо. – Выдь, погляди, пожалуйста, – говорила она ему: – не видать ли шутов-то этих…

Потапыч выходил на крыльцо, прикладывал ко лбу ладонь козырьком, смотрел на дорогу и, возвратившись, объявлял преспокойно:

– Нет, не видать никого.

Наконец приехали и попы.

– Насилу-то, – вскрикнула Анфиса Ивановна, увидав в окно тележку, нагруженную попами и толстыми церковными книгами, поверх которых торчала водосвятная чаша с привязанным к ней кадилом. В передней завизжал дверной блок и затопало несколько сапог. Расчесав волосы и бороду и стряхнув рукою пыль с рясы, отец Иван вошел в залу и чинно стал молиться на иконы.