"Сегодня, девятого октября 2002 года, - царапал нервы голос председателя собрания, - мы начинаем разработку новых серьезных предложений общественным научным организациям и депутатам Кнессета по выработке на государственном уровне срочных мер по трудоустройству ученых-репатриантов..." "Двенадцать лет и все срочно, - бурчал другой сосед. - Кого устраивать-то собираемся. Иных уж нет, деградировали, а те далече едут уже не в наши объятья. И кому это все двигать? Вот этим "русским" депутатам? Смешно..." "И ничего смешного, - сказал кто-то, жуя даровые вафли и запивая колой из жестяной банки. - Ситуация с научной алией напопинает мне картину Верещагина "Апофеоз войны". Только пирамида не из полых черепов, а с еврейскими мозгами." "Типичная паранойя, - откликнулся психиатр. - С иммигрантами так поступают всюду. Между прочим, еще хуже поступили с оставшимися еврейскими и нееврейскими учеными в постсоветской, бандитской России. Там им установлена символическая зарплата, которую месяцами не платят." "Вы не правы, - возразил третий. - У России есть иные источники национального богатства. У нас же главный источник нашей мощи испокон веков были еврейские мозги. Пригласивший нас Израиль расправился со своим главным достоянием с той же безумной жестокостью, с какой большевики со своим украинским и русским крестьянством."
В зале было душно и скучно. Страсти казались искусственными и надуманными, участники действа говорили вроде бы дело, да только кто их слушал? Те немногие, что выступали тут на иврите, принадлежали к той же кормушке, кропая диссертации на чужой беде. Все это делало пребывание Вадима среди своих застарелых оппонентов какой-то дикой мистификацией, а потому он совсем не расстроился и не удивился, открыв глаза на пролетающий за окном вагона сочащийся грязной слизью туннель при подъезде к конечной станции электрички и чувствуя, как бешенно колотится сердце.
Нона спала, привалившись к его плечу. Веки ее вздрагивали, лицо пылало.
Поезд со скрипом подходил к засыпанному свежим снегом перрону. Пока они спали, сегодня, первого ноября 1990 года, тут прошел первый в этом году снег, да такой, что сразу засыпал мокрыми сугробами все склоны, сделал пепроезжими улицы. Серый ноябрьский вечер стремительно опускался на почерневший от непогоды город.
От толчка Нона проснулась и стала крутить головой, пытаясь понять, где она, с кем и зачем. "А где же?.. - начала она. - Проклятая банка! Опять такое приснилось..."
Надо было добираться домой на автобусе, а какой может быть в этом мессиве автобус? Снег косо летел зарядами с близкого моря, залепляя ступени лестницы с перрона. Толпа привычно сгрудилась вокруг. Люди одинаково ссутулились и отворачивались от ветра в одну сторону, посильно продвигаясь вперед и осторожно ставя ноги на уже блестящие ото льда ступени. Нона крепко держала мужа за рукав уже мокрой куртки, протирая глаза от снега ладонью. Она не догадалась взять с собой на дачу перчатки - до конца октября было относительно тепло и сухо и вдруг... А теперь отчаянно мерзли на ветру мокрые руки.
На привокзальной площади елозили в глубоком снегу редкие такси, в темнеющем мареве едва угадывался трамвай на черной от толпы остановке, но в поле зрения не было видно ни одного автобуса. Положение было безвыходным. Привычно безвыходным, а потому никого не пугало. В крайнем случае, за каких-то час-полтора можно было дойти до дома пешком. Не впервой. Они и направились к главной площади. Кроме рук стали мерзнуть ноги, мокрые от колен до пальцев протекших туфель, но они знали, что после первого часа быстрой ходьбы станет жарко. На такси надежды не было - каждая подошедшая машина бралась штурмом, а то и отходила пустой из-за каких-то хитрых шоферских расчетов.
На площади ветер был ураганным, сбивал с ног, а ухватиться можно было только друг за друга. Положение становилось все хуже. Чтобы не замерзнуть, надо было хоть ненадолго зайти в ГУМ, но и около его входа клубилась такая толпа, что они прошли мимо. "Зайдем в первый же подъезд, - говорил Вадим, и Нонна поспешно кивала. - А то вообще закоченеем на таком ветру..."
И тут сбоку раздалось: "Вадим Борисович? Это вы?"
Залепленный снегом "москвич" коллеги вписался между поспешно расчищаемыми бульдозерами сугробами и осторожно двинулся вперед, буксуя на подъемах, но как же тепло и сухо было внутри после безуспешной борьбы с циклоном!
== "Ну, можно ли к этому хоть когда-нибудь привыкнуть? - Нона неспешно двигала руками в голубой прозрачной воде. - Первое ноября! И - лето..."
Читать дальше