Шломо Вульф - Право выбора

9.

1.

В окно истерически колотил приступами холодный свирепый балтийский дождь. Алла оцепенела около телефона, не имея ни малейшего представления, куда ещё можно позвонить, когда в прихожей коротко звякнул робкий звонок. Грязный дранный сын в расстёгнутой куртке и с раскрытым портфелем с мокрыми учебниками стоит в прихожей, образуя лужу на паркете. "Ну, колотит его слабыми кулачками Алла. - Ты хоть знаешь, сколько время? Ты хоть представляешь, куда я звонила? Отвечай, отвечай, мучитель..." "Мама! Не бей меня! Не смей меня бить!.." "Вот как! Не смей!.. А ты, подлец, смеешь меня без конца мучить! Я тебя отучу издеваться над матерью! Вот тебе сигареты!.. А где семь рублей, что лежали в Чехове? Украл? У матери?!" "Мама! Туфлем!.." "Тебя ремнём надо за всё, а не туфлем. Ну-ка открывай! Всё равно ведь выйдешь..." "Я вообще уйду!" "Куда это, интересно, ты уйдёшь? К Кирке? Больно ты им нужен..." "Я не к Кирке, я от тебя к папе уеду, вот..." "К... папе?! От меня?! К твоему подлому папе!.." "Он никогда не дрался! Он добрый. А ты меня вечно бросаешь ради твоих сионистов!.." "Тише, идиот... Предатель... Павлик Морозов... Что ты понимаешь, кретин? Я тебе такое будущее... Я ради тебя... Вот что! Выходи-ка. И - убирайся! К своему недоумку-папе. Пошёл вон, предатель...Только ты ещё приползёшь. Ты будешь прощения просить, когда твой папочка тебя на порог не пустит. Выходи. Я тебя больше пальцем не трону, собака. Все вы одинаковые. Отродье Хадасовское... Подлые твари. Никакого благородства, никакой благодарности, быдло местечковое, жидьё гомельское... Чего же ты стоишь? Катись к папочке своему!.." Дверь хлопнула неотвратимо, страшно и всё-таки неожиданно. Алла звякнула цепочкой. Чтоб знал, что без спроса не вернётся, щёлкнула замком. И человек исчез. Снова остался только оглушающий грохот захлопнутой двери, как контрольный выстрел из пистолета...

2.

"Тут психология, - горячо шептал Кира. - Очень всё просто. Вот увидишь. Только действуй точно, как я тебе сказал. И в глаза не смотри." "Совершил посадку самолёт, рейс шестнадцать, шестнадцатый из Южно-Сахалинска. Повторяю". "Наш. Пошли." По детально разработанному плану Киры мальчики приехали сначала общим вагоном в Москву, чтобы мать не перехватила Серёжу в Пулкове, потом зайцами на электричке в Домодедово и теперь ждали у выхода с галлереи прибытия. Огромный лайнер подрулил к стеклянному аппендиксу, из него по трапу стали спускаться пассажиры. "Вон те наши... Дядя, у вашего сына билет из Хабаровска?" "Это мой брат. А билет из Южного через Хабаровск. А что?" "Он вам ещё нужен?" "Братишка-то? Думаю, ещё пригодится..." "Да нет, билет." "Лёш, отдай пацанам билет." "Заканчивается посадка на самолёт, рейс пятнадцатый до Хабаровска, Южно-Сахалинска. Пассажиров просят пройти к выходу номер три для посадки в самолёт. Повторяю. Заканчивается посадка..." "Всё. Теперь пора. В случае чего дуй сюда ко мне, меняемся шапками и в разные стороны, ты вон туда, к туалетам, я сюда, к буфетам. Встречаемся на перроне у первого вагона электрички, понял? И ничего не бойся, должно сработать. Тут психология. Она видит два слова: Москва и Хабаровск, а не Москва и, например, Новосибирск, понял? А последовательность не имеет значения. Номер райса я затёр, вроде бы не прописался. А посадочный талон стащил настоящий. Ей тут же заменили, решили, что потеряла. Дату я нарочно грубо, красным исправил, они сами всегда так делают. И подпись красным. Печати на месте. Сработает, как часы..." "Ну вот, ты уже и на перроне! Прощай, Серёга, не забывай меня там..." "А у трапа?" "Мальчик, тут провожающему нельзя." "Ухожу, ухожу..." "А у трапа?..." "Мальчики. Я кому сказала?" "В толпе, в толпе, главное, проходи, толкайся, лезь, паникуй..." "Я напишу..." Как страшно одному, без Киры! Сильный сырой ветер бьёт вщеку сбоку. Самолёт блестит в ночном многоцветье аэродромных огней. Как колотится сердце... Так, сумку вместе с билетом в одну руку, сетку - в другую. Билет полусмять у неё прямо перед носом, а посадочный талон наружу... Какой сильный ветер! Пассажиры лезут на трап. Среди них полковник в папахе. Ещё чуть-чуть, чтобы тот не мог вернуться с середины трапа... Папаха исчезает в овальной двери салона. Пора! "Папа!! Пустите, там папа, вон тот в папахе, полковник... Па-па!! - ещё истошнее: - Папа, я здесь ещё!!" "Такой большой и паникует, - теряется от его истерики дежурная. - Дайте ему пройти, а то у меня уже ухи пухнут... Иди к своему полковнику..." "Папа! - непритворно обливаясь слезами, рыдает Серёжа, всерьёз падает на скользком трапе, всерьёз роняет из рук билет, который тотчас уносит ветром. - Мама! - уже искренне ужасается он, - мой билет!!" Билет ловят по полю всем миром, но он уже исчез в мокром мраке. "Иди уж..." У-рр-а!.. Салон. Где же тут этот чёртов полковник?.. "Граждане, занимайте, пожалуйста, свободные места. Проходите в конец салона. Нет, раздеваться будете потом. Товарищ полковник, я кому сказала?.." Ага, он просто уже без шинели и папахи, вот я его и потерял. Теперь пролезть и сесть рядом с ним... Вот такой у меня теперь папаша. Улетаю!.. Кольнула мысль о матери. Об обидах и одиночестве последних месяцев, о её новых конспиративных, неприятных, вечно взвинченных и экзальтированных друзьях с их непонятным патриотизмом по отношению к Израилю и ненавистью ко всему для Серёжи родному. И тут же тёплой волной накатилась надежда отец... За окном поплыли строения и самолёты. Лайнер набирает неестественную для движения по земле скорость и плавно отрывается от Москвы, почти мгновенно исчезающей за низкими нервными лохматыми облаками. Кирюшка уныло возвращается один в Москву и ломает голову, что перекусить, чтобы хватило на билет до Ленинграда. А у Сергея от дикой, известной только мальчишкам радости разрывается сердце. "Куда летим, герой?" спрашивает "папа"-полковник. "К отцу в Комсомольск." "Что он там делает?" "А золото роет в горах..."