Шломо Вульф - Убежище

***

Наутро был выходной, суббота. И я решилась спросить до востребования в павильончике на главной улице. Стремительная девушка по ту сторону барьера ответила шестерым передо мной "Вам ничего нет", а мне выбросила конверт с Тамариным почерком.

"Милая Танюшечка, - писала подруга. -- Не буду мучить тебя долгими вступлениями, сразу о главном для тебя. Феликс твой жив и здоров, набирается высокого ума в отделе у Антокольского. С девушками наши его ни разу не видели. Мы встретились с ним как-то случайно у Коровина. Спросил твой адрес. Я сказала правду, что не знаю. Сказал, что напишет тебе до востребования. Теперь жди. О наших делах. Митя стал..."

Я так и не дочитала это письмо. Только начало перечитывала сотню раз. Я шла по совершенно весеннему, залитому сухим солнечным светом моему убежищу и уже не хотела, чтобы оно меня защищало от моей любви. Что для нее десять тысяч километров! Белый конвертик пробил все перекрытия моего блиндажа, как папиросную бумагу, и настиг меня как раз в тот самый момент, когда я уже перестала его опасаться. Круглые буквы детского почерка подруги стояли перед глазами. Залитая веселым весенним светом улица с ее трамваями и прохожими смотрелась словно сквозь стекло, на котором было ярко написано фиолетовыми чернилами: "... сказал, что напришет до востребования. Теперь жди..."

Я шла, не разбирая пути, меня толкали прохожие, мне сигналили машины, а я все блаженно улыбалась. Она не видела его с другими девушками... Господи, да когда меня это беспокоило! Важно, что он спросил именно мой адрес. Теперь жди... Я подожду, Феличка мой подлый... Я тебе сразу все прощаю. Я буду очень ждать. К черту убежище! Я каждый день с работы буду идти прямо сюда, стоять в очереди к энергичной девушке за стойкой, буду совать ей свой заводской пропуск с фотографией перепуганной особы с носом на боку, и ее быстрые пальцы найдут твое письмо, которое она мне небрежно выбросит, наконец, на барьер -- никому на свете больше не интересный белый квадратик с полосатой каемочкой, синенькой с красненьким.

К Арине идти такой взбудораженной не хотелось, но ноги сами меня куда-то несли и занесли на Орлиную сопку, к верхней станции фуникулера. Я села в его красный вагон-параллелограм со ступеньками вместо прохода между сидениями и стала смотреть на вздымающийся мне навстречу город и бухту Золотой Рог, на такой же только зеленый вагончик, ползущий снизу. Посредине пути они вежливо и изящно уступили дорогу друг другу. На меня таращились каменные львы у входа в Дальневосточный политехнический, куда я собиралась зайти насчет аспирантуры как раз сегодня, но даже не вспомнила об этом со своим так и недочитанным письмом в кулаке. В трамвае я снова начала было его перечитывать, но замкнулась на том же "жди" и снова стала бродить по городу, не чувствуя ни голода, ни усталости.

На какой-то улице передо мной услужливо распахнулись двери какого-то автобуса, я тут же села, как всегда, на самое заднее сидение, чтобы никто не сопел хоть сзади, и стала анализировать, как себя чувствует человек после провала его бунта. Чего тут было полемизировать с собой? Все ясно. Феликс любит меня, а я его, к черту все анализы. Я вспоминала его и хорошего и плохого, разного, но всегда родного. В конце концов, где вы встречали семейную пару, где любящие супруги не подводили друг друга, не подличали, не ссорились и не мирились без конца? Мне остро захотелось ощутить на себе его руки и почувствовать под руками его плечи. Именно эти ощущения и стирают все обиды. Передо мной плясали светлячки искр нашего костра на яйле и виделась гибкая фигура с заломленными над головой руками...

"Приехали, дамочка, кольцо, - меня трясли за плечо. -- Не стыдно? Такая молоденькая и напивается... Бить тебя некому. А ну пошла с автобусу, пока вытрезвителю не сдала!" Сердитая дубоватая кондукторша яростно сплюнула мне вслед. Я совершенно не понимала, куда это я заехала. Вокруг был заснеженный лес. Автобус газанул на кольце и умчался. Я почему-то не испугалась и просто пошла по протоптанной в лесу тропке куда-то вниз, помня, что в таких городах все дороги ведут к морю, а у моря все застроено. Так и оказалось. Уже через четверть часа спуска по темной лесной тропке вдруг засияли огни, весело просвистела электричка, показалась станция, а около нее стекляшка залитого светом ресторанчика среди высоких деревьев. А дальше светился уже родной мне Амурский залив.

И, надо же, в этом дальнем месте без названия, куда меня черт-те как занесло, кто-то вскрикнул: "Таня?.."