Шломо Вульф - Убежище

Тетки только вертели головами и повторяли "бесстыдство, распущенность какая..." Потом моя врагиня из нормоконтроля, которую я в платке и пальто не сразу признала, обратилась ко мне: "Стыдно вам, Смирнова, вести с молодыми людьми такие откровенные разговоры при всех. В ваши годы я не позволяла никому и взглянуть на меня так откровенно, не то что обсуждать со мной мою фигуру." "У вас была фигура, Тамара Изольдовна? - нагло спросила Люся. -Вот бы никогда не подумала!" "Представьте себе. И ничуть не хуже, чем..." "Вот-вот, и опишите нам ее. В сантиметрах." "Как раз этого вы от меня не дождетесь. Никто из моих молодых людей и подумать не смел..." "Я вам обещаю, Тамара Изольдовна, - осторожно прервала я ее, -- что впредь я просто прибью у вас на глазах этого циничного Марка, если он только взглянет на меня при публике. А потом, в ваши годы, только и буду рассказывать всем, как я отличилась в мои годы..." "А наедине? -- подхватил Валя. -- не при публике на тебя можно смотреть?" "Только с письменного разрешения нормоконтроля." "Я понял, - захохотал, наконец и Марк. -- Нормоконтроль точно знает твои, Таня, параметры, а потому оскорблен отступлением от стандартов."

Тетки тоже вдруг дружно заржали, прикрывая рты платками. Тут подошла наша очередь к раздаче. Я взяла себе две порции жареной кеты. В жизни не пробовала такой рыбы да за такую низкую цену. Мы сдвинули столики, все перезнакомились. Парни наперебой старались меня рассмешить, я не отставала. Ничего смешного не прозвучало, но мы все хохотали до слез. Просто мы были молоды, в воздухе пахло весной. Короче говоря, мне очень понравилось в ЦКБ, а уж на Мыс Бурный я спешила как домой. Надо же, такую комнату снять! Да я ее просто обожала, после нашей-то ленинградской на первом этаже с окном в вечно темный двор-колодец да еще с помойкой на переднем плане...

***

Никогда не ищи приключений, учил меня Феликс, они тебя сами найдут. После работы я долго гуляла по уже совсем по-иному увиденному Владивостоку, вышла на лед, прошлась по морю километра полтора от города аки посуху, вышла к своему домику со стороны залива. Арина сегодня устроила банный день -нагрела два бака с водой, сама вымылась на кухне, мне велела там же вымыться. Потом мы с ней дружно убирали воду с пола. В результате в доме был такой Ташкент и так пахло дымом, мылом и паром, что потянуло на сон, а о пудовом крючке я как-то забыла. Сквозь сон я слышала мужской голос, смех пьяненькой Арины. А мне снилось, что мы едем с мамой из гостей, что я совсем маленькая и засыпаю в трамвае, сонная приползаю домой и мама меня тихонько раздевает, а я ей лениво, стараясь не просыпаться, помогаю. Но у мамы почему-то вдруг оказались слишком жесткие и цепкие руки.

Я проснулась и увидела склонившееся надо мной то исчезающее, то появляющееся чужое небритое лицо с глубоким шрамом на лбу через затянутый сморщенной кожей глаз. Это фонарь раскачивается за окном, поняла я метаморфозы с изображением, но кто это? Что это не сон, я поняла, когда он снова стал меня лапать, странно кривя вроде бы в улыбке толстые влажные губы. Я разглядела короткую стрижку, жесткие полуседые волосы, потом почувствовала озноб и только тут поняла, что он раздел меня, сонную, донага. От него гнусно пахло перегаром и чесноком. Я рванулась, но он вдавил меня в постель, больно сжимая плечи и наваливаясь на меня засаленным ватником. Кричать я не могла: от ужаса и отвращения пропал голос, только сипела: "Арина... Арина..." Очередная боль где не надо пробудила мою злость вместо страха. Я осознала вдруг, что руки-то у меня свободны и сразу вспомнила уроки самбо, которые давал мне Феликс -- ученик полковника морской пехоты Арнольдыча.

Продев руку между моей шеей и его, я резко согнула ее в локте, звезданув его по кадыку. Он охнул, отпрянул и закашлялся. Никогда не теряй инициативы, вспомнила я назидание Феликса, резко согнула колени к груди и выпрямила ноги так, что обе пятки угодили насильнику прямо в лицо. Не успев прокашляться, он получил удар, от которого сразу слетел с кровати. Стол с жалобным скрипом сдвинулся с места. Не теряя инициативы, я вскочила и влепила ему одну за другой две оглушительные пощечины по мерзкой щетинистой мокрой роже. Я услышала, как с воплем соскочила со своей кровати Арина, как с грохотом распахнулась дверь. Отчаянно матерясь, она стала оттаскивать уже вскочившего мужика, но он отшвырнул ее и шатаясь двинулся на меня.

"Ты... боксерка, да? -- повторял он. -- Ты хочешь драться, шалашовка? Со мной!.." Он снова откинул куда-то Арину. Отступая, я уткнулась спиной в зеркало, вздрогнула от его холода и, невольно обернувшись, увидела там нас обоих. Ну и сцена была с моей наготой, красной физиономией, на которой сверкали синью вылупленные глаза. Но разглядывать мне нас было некогда. Я тщетно применяла все приемы, когда он снова бросился ко мне. Это ваше самбо, Илья Арнольдович, хорошо для первого удара или для равносильных спаринг-партнеров, а то и просто чтоб меня под шумок полапать в процессе обучения в севастопольском саду. А когда противник, как этот одноглазый кряжистый монстр, на порядок сильнее, то можно делать что угодно. Совершенно железные лапы и, к тому же, тоже не без профессиональной сноровки. Я со своими блоками и захватами только руки себе об него отбила.