И опять же не на этом уровне. Классовый и социальный мир - реальность российского общества уже лет пятьдесят. И какая нам-то сегодня разница между красным флагом с серпом и молотом над штабом коммунистов в Смольном и красным же флагом с белым кругом, в котором двуглавый орёл держит в когтях свастику, над штабом фашистов в Кукиных палатах? Ни там, ни тут давно не строят никаких планов реставрации потерянного в июле 1917 года рая для трудящихся всех стран или освобождения от еврейства по планам Гитлера... И там и здесь изредка бушуют внутрипартийные страсти или идёт борьба за соответствующего избирателя. И тут и там силы самообороны на вертолётах и бронетранспортерах, тайные партийные суды и полиции, до которых большинству россиян нет никакого дела. "Вас что-то смущает в моем поведении? - прервала она его размышления неожиданно низким голосом, хотя до этого говорила совсем по-другому. Спрашивайте. Не сидеть же молча. Вячеслав Абрамович обожает славу. Он там надолго." "Как ваше имя?" "Действительно, я и забыла, что я не из тех, кого в вашем обществе представляют друг другу. Я - Марина. А вы - князь Андрей, как мне сказал Лейканд, когда увидел вас. Вы действительно князь?" "Из новых. Как бы второго сорта князь. Не из Голициных." "Вы даете мне понять, что и вы не из лучшего общества, так?" "А я вообще не знаю, из какого общества вы." "И не интересуетесь?" "Потому, что вы натурщица? Пожалуй, нет. Натурщица у Лейканда - это честь." "Бросьте, какая честь! Что вообще значит это затасканное слово, его не принимают всерьез сегодня в России. Честь князей таких-то... А на их репутации пробы ставить негде. Я пошла к Лейканду, естественно, ради денег, а не затем, чтобы стать Саскией двадцатого века на полотнах очередного Рембрандта. У меня и не было особого выбора. Что бы я ни перепробовала, все упиралось в эксплуатацию моей наготы. Лейканд - не исключение. Так что я скорее тело, чем личность. Не понимаете? О, да! Мы живем в великой свободной стране, богатейшей в мире. Россия диктует свою просвященную волю всему человечеству. И - мне, среди двадцати миллионов безработных, нищих и прочих, обойденных её величием. Понимаете, не тем, о ком вам кричат сытыми голосами демократические газеты, а мне лично. Впрочем, вам-то какое до всего этого дело!.." - она скомкала салфетку. Волна острой жалости вдруг поднялась в Мухине. К его немалому удивлению, он чувствовал небывалую раннее нежность к этому великолепному беззащитному существу. Он положил руку на ее холодный кулачок: "Мне все интересно в вас, Марина. Сам не знаю почему. Я давно никому из женщин ничего подобного не говорил. Если я вас не совсем раздражаю, расскажите мне о себе. Вы учились?" "Училась? После гимназии я провела два года в Бестужевке, пока не убили отца. А потом.. Потом и мама умерла. Я не из вашего круга, князь. Скорее наоборот." "Мне это все равно," - неожиданно для себя вздрогнул Андрей Владимирович потому, что вдруг вздрогнула она. "Среди художников встречаются князья?" "Я не художник, а морской архитектор. Вячеслав Абрамович учился со мной в не в Академии художеств, а в Кораблестроительной." Марина вдруг расцвела какой-то неожиданной для такой напряженной девушки застенчивой улыбкой: "А я уже боялась, что меня уступают очередному портретисту, претендующему на мою наготу." Ему остро, до головокружения, захотелось прикоснуться к ней. Приподнявшись он поклонился, приглашая на танец. Они спустились в зал. Лейканд издали поощрительно кивнул Марине, делая губами поцелуй. Лицо Марины исказила гримаса отвращения. Она резко отвернулась и положила руки на плечи Мухина. В центре зала было светлее, исчезло обаяние розового полумрака ложи, но девушка казалась такой же юной и здесь. От её спины в ладони Андрея Владимировича струился совершенно ему незнакомый ошеломляющий ток. Он испытывал сжимающий сердце страх, не имеющий ничего общего с привычной страстью от прикосновения к нежной женской коже. Глаза их встретились, и оба снова вздрогнули так, что испугали друг друга. Её сияющие под челкой густых темных волос бездонные глаза внезапно сузились словно от боли, одновременно увеличились и без того большие в темноте зрачки. Мухин невольно ослабил свои руки на ее спине. Она мотнула головой: "Это не вы. Это - мысли..." "Не выйти ли нам?" Она судорожно кивнула и ловко выскользнула из его рук. Он взял ее под руку и повел к выходу. Гардеробщик всмотрелся в Марину, потом в Мухина, но молча подал ее шубку. Они спустились на Невский. Сквозь густой рой снежинок сияли сотни реклам главного проспекта необъятной страны, раскинувшейся от выкупленной Аляски до присоединенной двадцать лет назад Сербии.
Читать дальше
