М Загоскин - Искуситель (часть 2)

- Если не ошибаюсь, - сказал он, - мы уже с вами знакомы: вы тот русский путешественник, с которым я имел удовольствие разговаривать дня три тому назад.

- Да, - отвечал я, - помнится, вы мне рассказывали о каком-то празднике, который давался в Колизее восемьдесят лет до рождества христова и на котором вы любовались императором Титом. Незнакомый улыбнулся.

- Вы, господа северные жители, - сказал он, - ни когда не поймете нас, живых, пламенных детей юга, то, что представляется вашему воображению, мы видим в самом деле, вы переноситесь иногда мыслью в прошедшее, вспо минаете о нем, а для нас оно становится настоящим. Когда я говорил с вами о древнем Риме, века исчезали и вечный город подымался из своих развалин, я видел его - я жил в нем... Смейтесь, господин русский, смейтесь! Наши итальянские вулканические головы кажутся вам полоумными - пусть так! Но мы живем двойною жизнью, для нас и среди русских снегов будут цвести розы, наше южное воображение украсит померанцевыми цветами, усыплет зо лотыми апельсинами и ваши гробовые сосны, и эти мертвые однообразные березы, оно растопит вечные льды Сибири и разрисует прозрачной лазурью туманные небеса вашей родины. Что нужды, если обман не истина, когда этот обман делает нас счастливыми.

- Посмотрите, посмотрите! - прервал я. - Вот едет на зад та самая коляска, которая чуть-чуть вас не задавила. Незнакомый поднял глаза. В коляске сидел развалясь какой-то франт, он посматривал гордо на проходящих, иным кланялся, по римскому обыкновению, рукою, другим отвечал на низкие поклоны едва заметной улыбкою и так явно чванился и важничал своим нарядным экипажем, с таким пренебрежением смотрел на всех бедных пешеходов, что вот так и хотелось плюнуть ему в лицо.

- А! - вскричал незнакомый. - Да это кавалер Габриелли! Так он-то хотел задавить меня? Бедняжка!

- Однако ж у этого бедняжки славный экипаж, - ска зал я шутя.

- Да не долго он им провладеет.

- А что, видно, из последних денег?.. Тьфу, батюшки! Какие лошади, какая упряжь!

- Да, это правда, - сказал незнакомый, - все хорошо, кроме кучера.

- Помилуйте! Чем же он дурен? Посмотрите, какой молодец!

- Ну нет, не очень красив собою.

- Что вы?.. Славный кучер! А какая богатая ливрея!

- Да я вам говорю не об этом ливрейном кучере, а вот что сидит подле него.

- Подле него! Да где же?

- С левой стороны.

- Я никого не вижу!

- Видно, я позорчее вас. Этот ливрейный кучер для одного парада. Бедненький! Он только что держит вожжи, а в самом-то деле правит лошадьми не он, а приятельница, которая сидит с ним рядом на козлах.

- Приятельница! Что за приятельница?

- Смерть! - шепнул отрывисто незнакомый, и, прежде чем я опомнился от удивления, коляска помчалась как вихрь, зацепила за каменный столб, опрокинулась и по неслась далее. Почти у самых ворот Дель-Пополо остано вили лошадей, мы подошли, вокруг изломанной коляски стояла толпа народа. Мы с трудом продрались вперед: на мостовой лежали кавалер Габриелли и кучер его, оба мерт вые.

- Ну! - сказал незнакомый, посмотрев на меня при стально. - Вы верно уже не думаете, что я сумасшедший? Я так был поражен, что не мог выговорить ни слова.

- Послушайте! - продолжал незнакомый. - Кажется, мы недаром так часто встречаемся друг с другом, а сверх того, - прибавил он с улыбкой, - вы сегодня спасли меня от смерти или хотели спасти, а это одно и то же, мы должны познакомиться короче. Как вас зовут?

- Фон Нейгоф.

- Фон Нейгоф! Это нерусская фамилия.

- Мой дедушка был немец.

- Тем лучше. Я очень люблю немцев, их называют мечтателями, идеалистами - да, это правда! Они не фран цузы и не русские, которые стараются подражать францу зам, они не смеются над тем, чего не понимают, и, несмотря на свою ученость, не называют обманом и заблуждением все то, чего нельзя объяснить рассудком и доказать как дважды два четыре. Вы каждый день в первом часу можете застать меня дома, я нанимаю квартиру в улице Дель-Пелигрино, почти напротив палат кардинала вице-канцлера, вход с улицы, спросите графа Александра Калиостро.

- То есть, - прервал князь Двинский, который давно уже вертелся от нетерпения, - не граф, не Александр, и не Калиостро, а просто сын бедного ремесленника, Иосифа Бальзамо.

- Это еще не доказано, - сказал магистр, - да прошу ваше сиятельство не прерывать меня, а не то я замолчу.

- Вот и рассердился! А за что? Ну, подумай сам, когда колдуны бывают графами? Сент-Жермен был такой же точно граф, как и этот Бальзамо, Нострадамус и Фауст были ученые, Твардовский - также, Фламел - бог знает кто, Сведен-борг - также, Брюс... Ах, да, бишь, виноват! - он был граф, совсем забыл!