Михаил Авдеев: Тетрадь из записок Тамарина

— Жениться! — сказала Варенька с насмешкой…

Затем я спокойно улыбнулся, поклонился и вышел. И странное тогда что-то творилось во мне!..

Когда я пришел домой, я тотчас послал за доктором.

— Доктор! — сказал я, когда он явился на мой зов. — Я болен. Я ужасно болен, доктор!

— Что с вами? — спросил он.

— Доктор, у меня страшно болит грудь.

— Гм! Это ничего.

— Кроме того, у меня стреляет в левый бок, боль проходит под ложечкой и оканчивается нестерпимой ломотой в правой лопатке, и все это отдается тупой болью в позвоночном хребте.

Мой доктор задумался. Я продолжал:

— Я кашляю днем и не сплю напролет целые ночи. Аппетита нет решительно никакого. Нервы раздражены, дыхание тяжело. Биение сердца ужасное.

Доктор посмотрел на меня с недоумением, но я был бледен как полотно.

— А голова не болит? — сказал он, заглядывая мне в глаза и щупая пульс. Он думал, вероятно, что я помешался.

— Голова не болит, — отвечал я.

Доктор погрузился в размышление.

— Знаете, доктор, что придумал я. Я болен весь, решительно весь; мне нужно лечение, которое бы восстановило весь мой организм: я думаю ехать на кумыс.

— А что же? Прекрасно — сказал доктор. — Поезжайте: кумыс восстановит вас.

— Так вы советуете, доктор!

— Непременно. Я вам решительно прописываю кумыс.

— И вы думаете?

— Я думаю, что это необходимо.

— Благодарю вас, доктор, вы меня спасаете! — сказал я с чувством.

И мы расстались, очень довольные друг другом.

На другой день в 12 часов ко мне приехали Островский и Федор Федорыч, за которыми я посылал; у меня сидел уже доктор, пришедший наведать своего больного.

— Зачем ты присылал за нами? — сказал Островский, входя.

— Завтракать.

— Умно придумано!

— А отчего у вас на дворе стоит тарантас? — спросил Федор Федорыч.

— Я еду, — отвечал я.

— Куда это?

— На кумыс.

— Что за дикий вкус!

— Доктор посылает.

— Доктор, что это вам пришла фантазия выгонять его отсюда?

— Сергею Петровичу это необходимо, — отвечал доктор, — я ему решительно прописываю кумыс.

— И ваше мнение неизменно? — спросил Островский.

— Положительно! — сказал доктор.

— В таком случае нам ничего не остается больше, как оплакать тебя и выпить с горя.

— За этим дело не станет, — отвечал я и велел подавать завтрак и закладывать лошадей.

За другой бутылкой все стали говорливее; Островский с большим одушевлением доказывал мне, что живительность виноградного сока не может ни с чем сравниться, и советовал мне лечиться шампанским.

— Попробуй, душа моя, — говорил он, — выпивать бутылочку в день; будет мало, так две, но только аккуратно, непременно аккуратно, и ты увидишь, как оно поможет. Лечат же молоком, лечат водой; не может же быть, чтобы вино было менее полезно.

— Между нами, — сказал Федор Федорыч, — если вы едете собственно лечиться, то вы по пустякам едете. Вы больны только мнительностью.

— А разве это не болезнь? — сказал я.

— Правда, — отвечал он, — и очень опасная.

— Мне что-то сдастся, — сказал Островский, — что ты не для кумыса едешь; я за тобой не знал страсти к нему. А здоровье твое, благодаря Бога, не хуже нашего! Правда, ты побледнел и похудел немного, да это к тебе идет; я так вот не знаю, что с собой делать: толстею непозволительно! Нет ли у тебя тут страстишки?.. Кстати! Ну, Тамарин, руку на сердце, а сердце на язык, скажи, как твои делишки с Варенькой?

— Ты знаешь, как я редко у нее бываю.

— И вы не прощались с ней? — подозрительно спросил Федор Федорыч.

— Благодарю вас, что напомнили, — сказал я, — мне, в самом деле, надо проститься с нею. Да мы отсюда заедем вместе. Вы меня проводите до заставы?

— Непременно, — отвечал Островский.

— Только мы с князем проедем прямо туда, — прибавил Федор Федорыч.

— Напротив, — возразил Островский, — едем вместе.

Через полчаса три наших экипажа шумно подъехали к дому Имшиных. Мы вошли вместе. Володя встретил нас; Варенька сидела за работой и вопросительно посмотрела на мой дорожный костюм.

— Я заехал проститься с вами, — сказал я.

— Куда это вы? — спросил Володя.

— В деревню.

— Так мы опять лето проведем вместе? — сказал чей-то голос из угла.

— Ба! Иван Васильич! Вы еще здесь? Помнится, мы с неделю как простились.

— Да с! Да вот не собрался еще выехать. Жалко, что я не знал, а то бы вместе…

— Ну, нам было бы не по пути, — сказал я, — я еду в Оренбургскую губернию.

— Это зачем? — спросила Варенька.