А Зарина - Скаредное дело

В это время до них донеслось бряцание цепей, заскрипела дверь, и в сарай друг за другом вошли со скованными руками три скомороха.

Они вошли, упали на колени и в голос завыли:

- Смилуйтесь, бояре, во имя Христа! Ни в чем не повинны! Ни татьбою, ни убийством не занимались! Отпустите, Бога ради! Ходим мы нищи и ноги: с того, что дадут, только и живы!

- Ну, вы! - закричал на них дьяк, - волчья сыть, молчать! Правьте лучше ответы боярину!

И при этом они хитро подмигнули ближайшему к нему скомороху. Тот, маленький, подслеповатый, словно сразу понял знак дьяка и смиренно замолчал.

- Сказывайте имена ваши, - сказал Сипунов. - Пиши Егорий Егорьевич, если взялся за дело!

- Ну, вы! - окрикнул их снова дьяк и ткнул пальцем на первого. - Тебя как?

- Иван, а прозвищем Наливайко!

- А тебя?

Красивый, лет девятнадцать, парень, тряхнув головой, бойко ответил:

- Антошка Гусляр!

- Тебя?

Третий парень, лет тридцати, стукнул в землю лбом и жалобно сказал:

- Емелька Беспутный!

- Чем занимаетесь и откуда пришли? - повторил дьяк вопрос и прибавил: - В Москву идете, што ли?

Иван Наливайко ответил за всех.

- Скоромошьим делом, милостивец! Скоромошьим, да песенным. А пришли прямо из-под Тулы, на Москву идем, милостивец!

Дьяк довольно крякнул, и по губам его скользнула улыбка.

Сипунов взглянул на Терехова, а Терехов только печально вздохнул и потряс бородой.

- Чего ж их спрашивать? Вестимо, ничего не ведают, - тихо сказал он.

- Оставить сыск? - спросил Сипунов. Терехов кивнул. Добродушный Сипунов словно ожил; ему было тяжело пытать людей занапрасно и он, приняв грозный вид, сказал:

- Ну, на этот раз идите на все четыре стороны! Молодцы, будете с них клепы! А наперед, чтобы в нашем городе не чинили буянств. Слышь, вчера до полуночи бражничали.

Скоморохи раз по десять ударили лбом в землю и вскочили на ноги. Молодцы стали сбивать наручни. Сипунов и Терехов вышли.

- Слышь, - обратился Терехов к дьяку, - не откажись сегодня ко мне зайти! Хочу другу отписать, а от этого дела отвык за время. Попишка-то у меня старый еле видит. Писать и некому.

- Рад, боярин, за тебя живот положить, - кланяясь ответил дьяк и веселый пошел к воеводе, торопясь успокоить его.

Угрюмый вернулся Терехов домой и тотчас позвал к себе жену. Та сошла к нему встревоженная, с испуганным лицом.

- Ай, что стряслось, Петр Васильевич? - спросила она, едва переводя дух. И ушел ты сегодня не во время, а теперь меня позвал?

- Садись, жена, - ответил боярин. - Действительно стряслось. Помнмишь, мы за княжего сына свою Олюшку прочили? По рукам ударили?

- Помню, батюшка! Как не помнить! - ответила жена Терехова, - еще на Москве то было. А что? Али полаялись?

- Пустяки, говоришь: дружбы нашей мечом не рассеч! Дело в том, что княжего сына ономедни скоморохи с вотчины скрали!

- Ахти мне! - воскликнула боярыня и даже изменилась в лице.

- Петр Васильевич, - сказала она помолчав, - что ж теперь нам-то делать?

Терехов нахмурился.

- Что делать, про то я знаю. А сказал тебе на тот случай, чтоб про эту помолвку с бабами меньше языком трепала. А теперь иди!

Не успела выйти боярыня, как в горницу спешно вошел Андреев и едва поздоровался с Тереховым, как сказал ему:

- Зачем скоморохов отпустил?

- Коли они из-под Тулы...

- Брешут! Сейчас доподлинно услыхал, что из Москвы. Разговор такой слыхал, что дьяк Егор Егорович их вызволил, а для чего - не возьму в толк. И окромя того, кажись и княжой сын объявился.

- Шутишь? - откинувшись в изумлении, воскликнул Терехов.

- Что за шутки! Ты слушай! Немец-то мой...

- Какой немец?..

- Ах, ты! Да вчерась-то я говорил, что мне из Москвы немца для стрельцов прислали.

- Ну, ну, запамятовал! - успокоил его Терехов. - Дальше-то что?

- Ну, вот и слушай! Сегодня это поучил он нас всех, строй показывал, а потом я его к себе завел. Поместил-то я его у себя пока что. На дворе клеть есть, там он и живет...

- Ну?

- Вот он и стал про себя говорить. А потом и говорит, есть в Москве корчма. Ее какой-то Федька Беспалый держит...

- Федька Беспалый? - повторил Терехов. - Ну, так что ж, что в Москве корчма есть?

- Да постой, дай, кончу! - остановил его Андреев. - Так слышь, к этому Федьке-то скоморохи мальчика привели и продали. Мой-то немец все это видел, а на другую ночь скрал его. Говорит, Федька-то много таких ребят для нищих держал, сарай полный, что мыши...

- Ну?

- Ну, немец-то скрал его, да к другим немцам отвел. Он теперь у них там, на Кукуе.

- Обасурманили мальчика.