Казимир Баранцевич - Первый заработок. И другие рассказы

– Навряд он будет расти. Полевые цветы не живут в комнатах! – заметила мама.

– Отчего? – удивился Коля.

– Я не умею объяснить почему, но знаю, что не живут.

– А я сделаю опыт. Может быть, мой колокольчик не только будет жить, но сделается больше, красивее. Я буду за ним ходить, стану поливать, беречь.

Сидя в платке, колокольчик слышал эти речи и верил, что мальчик будет за ним ходить. «Может быть, я действительно сделаюсь красивее и больше? – думал он, – наконец, интересно было бы узнать, что это за цветочный горшок. Может, это что-нибудь вроде трона, и как это будет хорошо, когда я на нем стану возвышаться!»

Но эти суетные мысли вскоре заменились другими. Колокольчик чувствовал, что с каждым шагом мальчика он все более и более удалялся от родимой поляны и от сестер и братьев, которых он там оставил. Как знать, придется ли им увидеться? И что-то с ним теперь будет? С кем он будет пить медвяные росы, нежиться на солнце, шептаться? Стало колокольчику и грустно, и душно в Колином платке, захотелось ему домой, на волю, да не было то в его власти.

Мальчик принес его в гостиную, развернул платок, и колокольчик удивился никогда не виданному зрелищу. Гостиная была большая комната с паркетным полом и шестью окнами, выходившими в сад и в поле. У окон, в плетеных корзинках на высоких ножках стояли великолепные цветы, испускавшие аромат. Тут были: огненная азалия, бледно-розовая бегония и белая, с нежным голубым оттенком гортензия, и полевая чайная роза, и многие другие цветы.

А по углам комнаты стояли высокие, почти до потолка, пальмы с широкими, ярко-зелеными листьями. На каждом окне висело по клетке с канарейками, а перед одним, посередине комнаты, на высоком, обитом красной материей табурете стояла большая клетка, и в ней кувыркался и качался в кольце большой серый попугай. У другого окна находился аквариум с золотыми рыбками, которые, перегоняя друг дружку, плавали вокруг искусственной скалы из туфа.

– Здравствуйте! Здравствуйте! – закричал попка, увидя Колю, – вы здоровы? Спасибо!

И, зацепившись клювом за кольцо, подогнув под себя лапки, попугай принялся раскачиваться.

Лежавший белый кот Мурка проснулся от крика попугая, вытянул передние лапки, зевнул и повернулся на другой бок. Он не любил попки и даже боялся его. Раз как-то, когда никого не было в комнате, он попробовал броситься на попугая, но тот так больно, до крови долбанул его клювом в нос, что бедный Мурка отошел смущенный и уже не возобновлял нападения.

Покуда Коля занят был пересадкой колокольчика в цветочный горшок, в гостиную вошел большой, черный водолаз Пират. Он остановился подле Коли, долго, с укором смотрел на него и, видя, что тот занят и не обращает на него внимания, мордой подтолкнул его под руку.

– Ах, отстань! – воскликнул Коля, – видишь, я занят; чего тебе нужно?

– Как чего нужно? – взглядом вопросил Пират, – неужели тебе не совестно? Ты всегда брал меня с собою, когда отправлялся гулять, а сегодня ушел один.

Коля посмотрел на него и понял его взгляд.

– Что я не взял тебя? – спросил он. – А где ты была, противная собака? Я тебя кричал, кричал, мне, наконец, надоело.

Пират опустил голову, отошел и лег под стол. Ему стыдно было вспомнить, что, увлекшись на заднем дворе костью, которую ему бросил их окна кухни повар, он не слышал Колиного зова.

– Ну вот, так тебе будет отлично, милый цветочек! – сказал Коля, ставя на окно горшок с полевым колокольчиком. – Посмотри, какое у тебя хорошее соседство!

– Спасибо! – крикнул попугай.

Но колокольчик вовсе не чувствовал себя так хорошо, как думал мальчик. Корень цветка лежал в непривычной дерновой земле, которая была слишком влажна и жирна для него, а комнатный воздух, хотя и благоухавший запахами цветов, не мог заменить свежего воздуха полей. Кроме того, будучи простым полевым колокольчиком, он ужасно смутился, попавши в общество знатных, комнатных цветов.

А те-то как важничали, – просто сказать нельзя! Они ничего не говорили, а только надувались от спеси и с презрением смотрели на пришельца. Да и все здесь вели себя как хозяева, непринужденно и даже гордо, и на колокольчика не смотрели, как будто бы его и не существовало.

Канарейки весело прыгали в клетках, словно в родном лесу, и оглушительно пели; попугай цеплялся клювом за толстую проволоку клетки и пронзительно кричал от удовольствия; Мурка спал на спине, согнув лапки; а Пират, позавтракавши костью, лежал на ковре под столом и смотрел на канареек, недоумевая, зачем они прыгают и ни минуты не посидят на месте.