Герман Мелвилл - Марди и путешествие туда

Но я обращаюсь к тебе, честный Ярл, даже если бы я был чаммисом из хитрости. Не беспокойся, изготовлял ли ты действительно мои брезенты и с самаритянской благодетельностью перевязывал раны, втыкая иглу с нитью, зашивая их, мои страдающие несчастные нижние наружные покровы, которые ты называл «утками». Делая это, называл ли ты это великой услугой, и, более того, делал ли ты это для меня, несмотря на наличие у меня же своего собственного оригинального напёрстка, вырезанного из кости кита? Но мог ли я выдернуть из твоих настроенных уже на заданную работу рук мою рубашку, когда ты стирал её в сомнительном растворе в своём просторном чане, сделанном из бочки? Ты очень хорошо знаешь, Ярл, что это правда; и я обязан заявить, что должен был отказаться от всех привлекательных возможностей, исходящих от твоей широкой души.

Вспоминая этого Викинга и размышляя, кто же был моим товарищем на судне, я считаю, что им мог быть только мой Викинг.

Небожитель казался настолько серьёзным и прямолинейным моряком для того, чтобы сказать ему правду напрямую, даже несмотря на его симпатию ко мне, что у меня было много сомнений относительно его готовности примкнуть к моему плану, который предусматривал нарушение моральных обязательств. Но, учитывая все обстоятельства, я принял своё собственное довольно простое решение; и что касается того, чтобы склонить кого-либо присоединиться ко мне, то это казалось предосторожностью столь обязательной, чтобы перевесить все другие соображения.

Поэтому я решил открыть ему настежь своё сердце, для чего навестил его, когда он, как некий старый альбатрос в воздухе, взгромоздился на верхушку фок-мачты, совершенно один, для наблюдения за китами, доселе не замеченными. Такое размещение на небольшом пятачке мачты на высоте ста футов в течение многих часов, в стремительном полёте над морем, очень походит на пересечение Ла-Манша на воздушном шаре. Подобно Манфреду, вы говорите с облаками: вы словно нащупываете солнце. И тогда Ярл и я затеяли там разговор, куря наши примитивные трубки, и любая чайка, проходящая мимо, словно получала энергию от нашего дыма, как воздушные шары Блэнчарда и Джеффриса, способную перенести её из Дувра через Кале через небеса в послеобеденный Багдад. Честный Ярл, я познакомил его со всем: с моей беседой с капитаном, с намёком, услышанным в его последних словах, с моим непреклонным решением покинуть судно в одной из его шлюпок и средствами, с помощью которых можно было осуществить наш план. Я тогда высказал немало аргументов в сильной надежде на то, чтобы повернуть направо по ветру к солнечным островам на нашем пути.

Он слушал внимательно, но так долго молчал, что уже я почти решил, что Ярл готовит нечто такое, что опровергнет слишком многое из моих аргументов и моего красноречия.

Наконец он напрямик объявил, что план мой безумный, он никогда о нём не подозревал, но трижды видел подобное, и в каждом случае о судьбе беглецов впоследствии никогда не слышали. Он упрашивал меня отказаться от моего намерения, не быть мальчиком, остановиться и поразмышлять, остаться на судне и идти на нём домой, по-человечески. Поистине, мой Викинг говорил обо всём, как мой дядюшка.

Но всё это я пропускал мимо ушей; в подтверждение того, что мой ум был выше сомнений, и поскольку Ярл отказывался сопровождать меня и я не представлял бы себе никого больше в качестве сотоварища, то я пошёл бы в одиночку. Однако, видя моё непоколебимое решение, он честно поклялся, что будет следовать за мной, несмотря ни на что.

Спасибо, Ярл! Ты воистину один из тех преданных товарищей, которым трудно будет доказать, что они ошибаются, но, осознав ошибки, немедленно поворачивают к борьбе за явившуюся истину.

Но теперь его возрастное благоразумие играло свою роль. Бросая взгляд на безграничное пространство под нашими ногами, он спрашивал, как далеко от нас находились рассматриваемые острова.

Тысяча миль, и не меньше.

С попутным ветром, да ещё и под парусом, мы сможем пройти этот путь за двенадцать дней, но штиль и течения в состоянии увеличить его до месяца, а возможно, и более. – Сказав, он покачал своей старой головой и тряхнул соломенными волосами.

Но, стараясь изо всех сил развеять эти предчувствия, он, наконец, прогнал их. Он уверил меня, что сделает всё, что в его силах.

Мой Викинг успокоился, и я почувствовал себя более непринуждённо; ведь хорошо составленный план способствовал бы успеху нашего предприятия.