Леонид Андреев - Собачий вальс

Ермолаев (тихо) . Чудесная квартирка? Теперь такую вообще трудно сыскать.

Феклуша.Сейчас к квартирам и приступу нет, просто беда.

Тизенгаузен.У вас семья?

Феклуша.Огромадная!

Карл (громко). Тебе нехорошо, Генрих?

Все испуганно смотрят на Тиле. Он встает, делает два шага – не огромной силой молча бьет кулаком по обеденному столу. Падают бутылки и стаканы. Все вскакивают.

Генрих!

Тизенгаузен.Генрих!

Так же молча и с той же силою Тиле вторично ударяет по столу. Стоит молча, обводя всех красными глазами, как бы ища, на кого броситься.

Ермолаев.Воды ему…

Тиле.Не надо.

Тизенгаузен.Генрих! Милый мой Генрих! Что-нибудь ужасное?

Тиле.Нет, не ужасное.

Карл.Генрих, успокойся.

Тиле.Я спокоен.

Тизенгаузен.Нет, это что-нибудь ужасное. Милый мой Генрих! Мы здесь! Мы все твои друзья, Генрих!..

Тиле.Я должен извиниться, но обеда у меня сегодня не будет. Карл, скажи новой кухарке, что она может идти домой…

Карл выходит и вскоре возвращается.

Тизенгаузен.Ну какой там обед. Ты не должен заботиться о пустяках, Генрих.

Ермолаев.Какой обед, Генрих Эдуардович?

Тиле.Обеда сегодня у меня не будет. (Снова неожиданно ударяет по столу.)

Тизенгаузен (почти плача). О Боже мой! Какое несчастье, Генрих!

Тиле.Да? Я больше не буду. Вот очень странное письмо, Андрей. Здесь или написано не то, или я не умею читать письма. Прочти, Андрей, и скажи мне: быть может, я ослеп?

Тизенгаузен (читает). Нет, ты не ослеп, бедный Генрих. (Читает.) Нет, это невозможно.

Тиле.И там сказано это: я продолжаю любить вас?..

Тизенгаузен.Сказано, сказано, Генрих!

Тиле.Так. Значит, я не ослеп. И там сказано это: но по настоянию моих родителей я выхожу…

Тизенгаузен.О Боже: уже вышла, Генрих! Уже вышла!

Тиле.Уже вышла замуж за богатого человека. Как его фамилия, Андрей?

Тизенгаузен.Фамилии нет.

Тиле.Фамилии нет. Так. И какая подпись, Андрей?

Тизенгаузен (читает). «Твоя недостойная Елизавета».

Тиле.Недостойная Елизавета: так. Недостойная Елизавета. (Неожиданно и с силой бьет по столу.) Недостойная Елизавета!

Тизенгаузен.Но добрый друг мой, мой несчастный друг!

Карл.Генрих, мужайся!

Тиле.Я больше не буду.

Ермолаев.Да и не стоит, Генрих Эдуардович. Дело житейское, еще лучше невесту себе найдете.

Тиле.Я не буду. Но не находишь ли ты, Андрей, что это выражено с необыкновенной точностью: недостойная Елизавета. Кто? – недостойная Елизавета. Кто? – Генрих Тиле. И еще кто? – Недостойная Елизавета. Тебе не хочется смеяться, Феклуша?

Феклуша (испуганно) . Нет, Генрих Эдуардович.

Тиле.И не надо. Я не допущу смеха. Но не находишь ли ты, Андрей, что и все письмо составлено в очень точных выражениях?

Тизенгаузен.Извини, Генрих, но, по моему мнению, мнению честного человека – это подлое письмо. Да!

Тиле.А по моему мнению, это просто очень точное письмо. Генрих Тиле любит точность, он во всю свою жизнь не ошибся ни в одной копейке, не сделал неверного сложения, не подчистил ни одной цифры, – и вот Генриху Тиле пишут точное письмо. И подписывают его: недостойная Елизавета. Но я хотел бы остаться один, господа.

Тизенгаузен.Но как же ты останешься один, мой бедный друг?

Тиле.Ничего. Я останусь один.

Карл.Хочешь, я побуду с тобою, брат?

Тиле.Нет, Карл, ты мне не нужен. До свиданья. Завтра увидимся в банке. – Карл, мне нужно сказать тебе два слова. (Тихо.) Карл, вот тебе деньги, пожалуйста, поведи этих господ в ресторан и угости их хорошим обедом.

Карл.Я могу пожать тебе руку, брат?

Тиле.Едва ли это зачем-нибудь нужно, но – пожалуйста. Крепче жми.

Карл.Я крепко жму.

Тиле (усмехаясь). Нет, еще крепче.

Карл.Я жму… Чего ты хочешь?

Странное соревнование в силе. Остальные смотрят с беспокойством.

Тиле.Изо всей силы! Жми еще.

Карл.Я крепче не могу.

Тиле.А я? (Нажимает.)

Тизенгаузен.Не надо же, Генрих, пусти его.

Карл.Генрих, пусти.

Тиле (усмехаясь). А я?