Анатолий Жураковский - Письма из неволи

16.8.1934 Надвойцы

Уже ночь. Барак спит, а я пишу. Этот день... Какой ответ дам за него и за все прожитые от него годы Богу моему в день ответа? Прав Он и сегодня, лишивший меня того, к чему был призван - соучастия в Его вечери... Разлука с Его престолом мучительна бесконечно, - но сердце исповедует правду Его суда.

Последние дни в работе не был так отъединен от других, как раньше, не мог потому сосредоточиться во внутренней своей келье. А от рассеянности и растерянности духовной все внутри обесценивается и блекнет... Ведь вся радость и вся жизнь во внутреннем сокровище, и когда оно оскудевает в сердце, жизнь становится будничной и осенней. На работу хожу - пилить дрова... Погода стоит необычайная. Дни светлые, ясные, хотя день ото дня все холоднее. Скоро нужны будут теплые варежки... Неловко и писать, сколько раз мне их присылали. Жду обещанных книг.

6.9.1934 Надвойцы

Моя жизнь по-прежнему в двух планах. Во внешнем без особых перемен. Много работы. Устаю. Пилил дрова. Как будто усвоил это искусство и "ставлю" десять кубометров "на пору". Теперь вожу в тачках и ношу на носилках глину. Несмотря на утомление и усталость, нахожу в физической работе для себя особую привлекательность. Есть что-то в ней, в противоположность всякой суете, есть что-то, что гармонирует с внутренней работой, ей помогает. А это - самое главное. Это - вторая жизнь, подлинная, настоящая, каждый день иная, новая, своеобразная. Кажется иногда, что вот сейчас достигнешь желанных врат царства - мгновение, усилие, и трудная основная задача будет разрешена - найдешь ту точку, с которой весь мир открывается в лучах благословения, где тишина, покой и близость Божия...

Так кажется, но мгновение проходит, и какое-то случайное обстоятельство, раздражающая мелочь или темный взрыв изнутри показывает явно, "как труден горний путь и как еще далеко, далеко все, что грезилося мне". Все время чувствую себя учеником. Кажется иногда, что настоящие практические занятия по "философии" не там, в уютном университетском семинаре, а здесь, за тачкой. Только, к сожалению, здесь никак не могу получить желанного зачета. У нас еще совсем тепло... По-прежнему дни стоят прозрачные, не омраченные ничем. Утром холодновато, а днем жарко работать в свитере. Очень хорошо было бы получить, как я просил, - маленький кусочек клеенки для стола. Гулять приходится мало...

Мой адрес теперь надо писать несколько по-иному: Мурм. ж.д. ББК, ст. Надвойцы, МТК - это значит "малолетняя трудовая колония". Наша бригада теперь затеряна в целом мире свезенной сюда "личной детворы". Здесь не лагерь, а трудовая колония. Но для нас это не заключает чего-нибудь нового.

16.9.1934 Надвойцы

У нас уже настоящая, так быстро наступившая осень. Дождь, ветер, пасмурное, бессолнечное небо, холодно. Только иногда, как напоминание о пролетевшем, таком ясном, сияющем лете, на какой-нибудь час уже так мало греющее солнце снова льет свою лучистую благостыню. Все-таки выбираю минутку и брожу, любуюсь уже по-осеннему многокрасочным лесом и дремлющим в закатных отсветах озером Войцами, от которого получило имя это место. Над-войцы. Ведь с одной стороны Вой, а с другой Выг - где как раз, я теперь знаю это, и были старообрядческие скиты. В этих прогулках так много передумаешь. Снова и снова перебираешь в мыслях камни, из которых должно сложиться стройное, все пронизанное Светом Воскресения, миропонимание.

Вспоминаю, хочу вспомнить в целостном единстве и напряженную диалектику Послания к римлянам [4], и величественные образы Откровения [5], и жертвенной любви Послания к евреям [6], и многое-многое другое. И так странно. Почему-то особенно много последнюю неделю думаю об образах литературы, о творчестве Достоевского и о Пушкине. Кажется, мог бы написать целую книгу "Проблематика Пушкина".

И как бы хотелось иметь под рукой том - простое и компактное издание его произведений. И все мысли, повторяю, связываются в единство - и вершина - Его Воскресение и обожествление. Конечно, теперь при холоде работать стало труднее. Не люблю я холода... Особенно же холод мучителен здесь, и на работе, и в часы отдыха... Нужно бы иметь кашне, это очень важно. Писал тебе, что тулупчик присылать преждевременно, а как раз пахнуло холодом, пожалуй, он и не помешает...

Господи! Так тоскует душа о Литургии.

Седое утро. Рано. Реет мгла.

Мороз и иней. Тишина. Молчанье.

Прибрежных сосен смутно сочетанье.

Работа началась, звенит пила.

Мгновения летят. Над Выгом, словно встарь,