— Как телеграмму? Обед-то по телеграмме? Ну, порядки! Глаша! Слышишь? — обращается Николай Иванович к жене. — Очень вам благодарен, что объяснили, — говорит он русскому. — Но мы есть и пить хотим. Неужели же здесь без телеграммы ничего ни съесть, ни выпить нельзя?
— Вы по карте можете заказать. По карте что угодно…
— Эй! Прислуживающий! Человек! Эссен! Что-нибудь эссен скорей и бир тринкен! — вопит Николай Иванович. — Цвай порции.
Появляется лакей, ведет его и супругу к другому столу, отодвигает для них стулья и подает карту.
— Где тут карту рассматривать, братец ты мой! Давай две котлеты или два бифштекса.
— Zwei Koteletten? О, ja… — отвечает лакей и бежит за требуемым, но в это время входит железнодорожный сторож и произносит что-то по-немецки, упоминая Берлин.
Пассажиры вскакивают из-за стола и принимаются рассчитываться.
— Что же это такое? Господи! Неужто же поезд отправляется? Ведь эдак не пивши, не евши уезжать надо. Берлин? — спрашивает он сторожа.
— Берлин, — отвечает тот.
— Глаша! Бежим! А то опоздаем!
Муж и жена вскакивают из-за стола. Появляется лакей с двумя котлетами.
— Некогда, некогда! — кричит ему Николай Иванович. — Давай скорей эти две котлеты. Мы с собою возьмем… Клади в носовой платок… Вот так… Глаша! Тащи со стола хлеба… В вагоне поедим. Человек! Менш! Получай… Вот две полтины… Мало? Вот еще третья. Глаша! Скорей, а то опоздаем. Ну, порядки!..
Муж и жена бегут из буфета.
— Николай Иваныч! Николай Иваныч! У меня юбка сваливается! — говорит на бегу жена.
— Не до юбок тут, матушка. Беги!
Они выбежали из буфета, бросились к поезду и вскочили в вагон.
— Глаша! Где же наши подушки, где же наши саквояжи? — воскликнул Николай Иванович, очутившись вместе с женой в вагоне.
— Боже мой, украли!.. Неужто украли? — всплеснула руками Глафира Семеновна. — Или украли, или мы не в тот вагон сели. Так и есть, не в тот вагон. Тот вагон был с серой, а этот с какой-то рыжей обивкой. Выходи скорей, выскакивай!
Николай Иванович бросился к запертым снаружи дверям купе, быстро отворил окно и закричал:
— Эй, хер, хер… хер кондуктор… Отворите… Мы не в тот вагон попали!
Но поезд уже тронулся и быстро ускорял свой ход. На крик никто не обратил внимания.
— Что же это такое? Как нам быть без подушек и без саквояжей! В саквояже у меня булки, сыр и икра. Ни прилечь, ни поужинать будет нечем. Ведь этих двух котлет, что мы со станции захватили, для нас мало. Да и какие это котлеты!.. Это даже и не котлеты… Они до того малы, что их две на ладонь уложишь, — вопияла Глафира Семеновна.
— Не кричи, не кричи… На следующей станции пересядем в свой вагон, — уговаривал ее Николай Иванович. — Отыщем и пересядем.
— Как тут пересесть! Как тут вагон отыскивать, ежели поезд больше двух минут на станции не стоит! Только выскочишь, а поезд уж и опять в путь… К тому же теперь вечер, а не день. Где тут отыскивать?
Какой-то немец в войлочной шапке, сидевший с ними в купе, видя их беспокойство, спросил их что-то по-немецки, но они не поняли и только вытаращили глаза. Немец повторил вопрос и прибавил слово «Гамбург».
— Постой… Мы даже, кажется, не в тот поезд сели. Немец что-то про Гамбург толкует, — испуганно проговорила Глафира Семеновна, обращаясь к мужу.
— Да что ты… Вот уха-то! Спроси же его, куда мы едем. Ведь можешь же ты хоть про это-то спросить?! Ведь ты все-таки чему же нибудь училась в пансионе.
Испуг придал Глафире Семеновне энергии. Она подумала, сложила кой-как в уме немецкую фразу и задала вопрос немцу:
— Ин Берлин вир варен? Берлин этот вагон?
— Nein, Madame, wir fahren nach Hamburg.
— Как нах Гамбург? А Берлин?
Немец отрицательно покачал головой и опять что-то пробормотал по-немецки.
— Да, конечно же не в том поезде едем, — чуть не сквозь слезы сказала Глафира Семеновна.
Николай Иванович досадливо почесал затылок.
— Ну, переплет! Беда без языка!.. — вырвалось у него.
— В Гамбург, в Гамбург едем… в Гамбург, — твердила Глафира Семеновна.
— Да спроси ты у немца-то поосновательнее. Может быть, поезд-то гамбургский, а Берлин по дороге будет.
— Как я спрошу, ежели я не умею! Спрашивай сам.
— Чему же ты училась в пансионе?
— А ты чему учился у своих немцев колонистов и чухонцев?
— Я учился в лавке, продавая парусину, железо и веревки. За меня в пансион разным мадамам деньги не платили. Я счет по-немецки знаю, хмельные слова знаю.
— Ты хмельные, а я комнатные. Про поезда нас ничего не учили.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу