Олесь Бенюх - Подари себе рай (Действо 1)

- Еще небось злорадствуют, что совсем недавно, в двадцатом отменно высекли красного маршала Тухачевского. А ведь дошел почти до Варшавы! воскликнул в сердцах Игнат Савельич.

- Бездарно профуканная кампания, - тихо согласился полпред. И без всякого перехода, без паузы даже продолжал: - Как в литературе знамя поляков - Мицкевич и Сенкевич, а в музыке - Шопен, так в политике Пилсудский. Вопреки интересам Польши идет сближение с Германией. Нынешняя "санация" - не что иное, как фашизм славянского пошиба. Убийство моего предшественника, Петра Войкова, правительство и пресса расценили не как злодейское преступление, а как героический подвиг. Работать нам здесь предельно трудно.

Он помолчал, посмотрел на Сергея, добавил: - И весьма опасно. Впрочем... впрочем волков бояться - в лес не ходить...

"Толковый, знающий мужик, - Сергей молча пил кофе, слушал разговор как прилежный студент - диалог двух многоопытных профессоров. - И гостеприимный. А то дядька Игнат обрадовал - сало, цибули. Только вот увалень и тихоня наш полпред. Бережет себя чересчур, что ли?"

- Такой вроде бы тихий, такой спокойный, медлительный, - сказал Игнат Савельич о полпреде, когда они с Сергеем вернулись после завтрака в свою комнатку. - А я мало встречал бойцов такой отваги. Самоотверженный! В бою быстрый, как сабля, и взрывной.

Было начало двенадцатого. Игнат Савельич отправился в душевую а Сергей, сославшись на головную боль ("Мигрень, сынок, это барская болезнь!"), прилег на койку. Встреча с "Нероном" должна была состояться в четырнадцать ноль-ноль и он, едва прикоснувшись к реальной обстановке и почувствовав всю ее истинную серьезность, почел за благо слегка расслабиться. Подложив руку под голову, он закрыл глаза и вдруг увидел откуда-то сверху здание полпредства, и улицы вокруг него, и скверы, и дворцы, и костелы. Они медленно кружились, кружились. И он понял: это вращается земля и он наблюдает за ней из поднебесья. Почувствовав чье-то прикосновение к щеке, прикосновение сладостно-нежное и вместе с тем будоражаще-земное, Сергей осторожно повернулся и... Элис, это была Элис в прозрачном, сиреневом, газовом платье, с пышным венком полевых цветов на голове. Темно-синие, ярко-желтые, бледно-розовые, цветы издавали терпкий дурманящий аромат. Элис, сидевшая на золотистом облачке, подплыла к нему вплотную и он обнял ее и поцеловал долгим радостным поцелуем. И тут почувствовал, что Элис выскальзывает из его рук и он медленно падает как парашютист, у которого не раскрылся парашют. "Слабенькое облачко, - успел подумать он. - Двоих не выдержало". Раскрыл глаза - в окошко легонько постукивали ветви липы. Среди ярко-зеленых листочков вырисовывалась головка серенькой птички. Заглядывая в комнату, она склонила ее слегка набок, довольно пушистый хохолок на ней вздрагивал.

- Что, пичуга, интересуешься, как мы устроились? - Сергей резко поднялся с койки, однако любопытная птичка не испугалась, лишь склонила голову на другой бок. Он посмотрел на часы, великолепный карманный старинный "Патрик Филипп", подарок рабочих "Арсенала" по случаю его отъезда в Москву. Была половина второго. Он быстро ополоснул лицо, переоделся, накрошил хлеба и осторожно высыпал его на подоконник. Однако, птичка с хохолком уже улетела, зато появилась шумная ватага воробьев. Глядя на их жадное пиршество, он вспомнил серо-коричневых разбойников, которые частенько слетались к его окошку в Москве. Москва... Он быстро сбежал по лестнице вниз. Охранник преградил ему путь: "В одиночку в город не положено". Сергей попросил вызвать дежурного дипломата.

- Все в порядке, Харитоныч, - начальственно бросил тот, взглянув на Сергея. До извозчичьей стоянки было метров триста и Сергей шел вразвалочку как бесцельно фланирующий жуир. Он сразу же заметил "хвост" - двоих коренастых, одетых в одинаковые костюмы и туфли парней. "И точно - оба со смазанными лицами, без особых примет. Все точно, как говорили в Москве. Москва..."

Он вспомнил последний предотъездный день. После серии бесед, инструктажей, ситуационных проверок и отработки десятка возможных вариантов хитроумных вражеских ходов и провокаций, Сергей был принят Вячеславом Рудольфовичем Менжинским. В кабинете председателя ОГПУ напряженное волнение, которое Сергей испытывал перед этой встречей, как-то быстро и незаметно сменилось спокойным ощущением близости к старшему, строго-заботливому и искушенному жизнью брату.

- Только вчера я разговаривал о вас с Петровским, - начал Менжинский, сев рядом с Сергеем на старинный диван, обтянутый мягкой зеленой кожей. - А днем раньше с Косиором.