Артур Самари - Мастер и Воланд

– Вы же сами знаете, зачем спрашивать.

– В самом деле, – улыбнулся редактор, достал из кармана круглые часы на серебряной цепочке и глянул на циферблат. – Вы извините, но мне пора, опять зовут на собрание, как они надоели, не дают работать. Давайте поговорим по дороге.

Булгаков последовал за ним, и в темном коридоре редактор продолжил:

– По тому, что Вы изложили, сюжет Вашего романа мне понравился – очень теплая обстановка, хотя и тема войны. Вот мой совет: будет лучше, если Вы предложите ее Большому театру. Там есть сильные режиссеры, как Станиславский, Немирович-Данченко, эти люди имеют вес среди коммунистов и могут себе позволить некоторые вольности. А когда там получите признание, то нам легче будет опубликовать эту книгу. К сожалению, жизнь у нас стала такой гадкой, что приходится нам хитрить, иначе при этом режиме не выжить.

Они вышли на улицу, день был теплый – синее небо, хотя дул легкий ветерок. У дороги Ангарский махнул рукой, и к ним подкатил фаэтон.

– Вам в какую сторону, Вас подвести?

Молодой писатель зашагал по тротуару с портфелем в руке. Он был доволен: хоть какая-то надежда появилась.

Вечером за ужином Михаил рассказал о своем разговоре с Ангарским, который пришелся ему по душе. «Это настоящий интеллигент. Хотя он выпускает научную литературу, но тема моего романа понравилась ему, и он готов издать. Этот человек показался мне смелым, он бережет свою совесть.

На другой день Булгаков уже находился у здания Большого театра. Он передал свою рукопись секретарю, и ему сказали явиться через две недели.

– Мне очень хочется, чтобы рукопись попала в руки Станиславского, потому что тема романа непростая, и нужно дочитать его до конца.

В ответ молодой секретарь пояснил, что сначала с рукописью знакомится редакционная коллегия, и если ее одобрят, только тогда роман окажется на столе главного режиссера Станиславского.

Когда Булгаков спустя три недели снова вернулся в театр, то в большой комнате за столом собрались три человека средних лет. Автор сел напротив, и в их глазах заметил живой интерес к «Белой гвардии». На душе стало как-то тепло – значит, его роман им по душе. Они спрашивали о работе в газете, когда вошел Станиславский – седой худощавый старик в пенсне. С улыбкой на лице он протянул руку писателю. Михаил был взволнован и сразу поднялся со стула.

– Мы ознакомились с вашим «опасным» произведением – нам понравилось, хотя кое-какие места нужно смягчить. Да, и название следует изменить: слишком резкое для слуха коммунистов. Одним словом, это достойное произведение. И еще: хорошо, что в романе нет сцены войны «белых» с «красными». Всё происходит в одной квартире, где собрались белые офицеры в канун Нового года. Вроде мирная сцена. Если начало им не понравится, то конец вполне удовлетворит их. Хочу сразу предупредить: я не уверен, что нам позволят показать его, но мы будем бороться.

Случилось так, как предсказал главный режиссер ведущего театра. Минуло полгода, а цензура так и не дала «добро». Тогда Станиславский встретился с министром культуры Луначарским и попросил его помочь. Однако тот не мог отменить решения цензуры, а обратиться с этим вопросом к Сталину он не мог из-за страха пред вождем. Тогда он зашел в кабинет к Рыкову, который был вторым человеком после Сталина и получил добро. Такэта повесть под названием «Дни Турбиных» вышла на сцене Большого театра. Московская публика встретила ее восторженно, как глоток свежего воздуха. Вся интеллигенция потянулась в театр – билеты купить было сложно – а за ними и рабочий класс. Вся Москва только и говорила об этой пьесе. То была ностальгия о потерянной России, и словно они очутились в том «золотом» времени. И никто из них не обратил внимания на концовку, где герои – белогвардейцы смирились с новой властью. Когда занавес опускался, публика громко аплодировала и просила автора на сцену. Так родилась новая литературная звезда. Когда этот оглушительный успех дошел до Сталина и его окружения, те тоже решили посетить Большой театр.

Однако советская критика встретила эту пьесу враждебно, в штыки. Почти все главные газеты эту пьесу назвали белогвардейской, враждебной, а автора – скрытым врагом Советской власти. Такие обвинения были опасны, так как на этом основании чекисты могли завести уголовное дело на писателя. Однако Булгаков надеялся, что громкая слава спасет его от тюрьмы.

Когда Сталин со своими людьми в темно-зеленых кителях появился в ложе, все зрители стали поглядывать наверх. Затем раздались жидкие хлопки, но публика не поддержала их. Это задело нового вождя, и в груди вспыхнула злоба, а впрочем, он быстро успокоился, так как знал настроение интеллигенции. Сталин продолжал улыбаться, гладя свои пышные усы. В зале свет стал тусклым, зато сцена с декорацией – гостиная комнаты с дорогой мебелью и новогодней елкой – ярко осветилась. И по залу плыла классическая музыка.