В Вересаев: Записки врача

Вот что, например, писал г. А. П-в в No 8098 "Нового времени":

Могут ли по ночам и по праздникам болеть зубы? Должно быть, не могут, судя по словам того лица, которое жалуется мне. У нас обрушиваются на врачей, когда последние не идут совсем или идут неохотно ночью к больному, а большая часть дантистов пользуется какою-то особенной привилегией, в силу непонятных обычаев, отдыхать в праздники и не тревожить себя ночью. Больной обращался к нескольким дантистам и ни одного не мог увидеть.

Заметка приведена мною совершенно точно; в ней так-таки и напечатано: "какая-то особенная привилегия" и "непонятный обычай". По отношению к какому другому работнику повернется язык даже у того же г-на. А. П-ва сказать, что отдыхать в праздники есть особенная привилегия, и не тревожить себя по ночам - непонятный обычай? По отношению к самому себе г. А. П-в навряд ли нашел бы такой обычай особенно непонятным.

У меня был товарищ по университету, по фамилии Петров. Окончив курс, он поступил земским врачом в глухой уезд одной из восточных губерний, и я потерял его из виду. Года два назад в газетах, сначала провинциальных, потом и столичных, был опубликован возмутительный случай, героем которого оказался как раз этот мой товарищ. В деревне N. - сообщали газеты, - волостной старшина поел гнилой рыбы и заболел. Он послал в соседнее местечко за земским врачом Петровым. Петров вместо себя прислал фельдшера. Больному становилось хуже. Он вторично послал за врачом, но приехал опять фельдшер. К утру старшина умер. Как оказалось, доктор Петров был в ту ночь мертвецки пьян. Земство немедленно уволило его. Месяца два имя Петрова не сходило со столбцов газет и прославилось на всю Россию.

Через полгода я увидел Петрова у себя в Петербурге; он приехал искать места и зашел ко мне. Загорелый и неуклюжий, в крахмальной манишке, к которой он не привык, Петров сидел, понурив лохматую голову, и рассказывал мне о случившемся.

- Все так и было, как в газетах описано, - верно. У нас была тогда ярмарка; амбулаторный прием в такие дни громадный, пришлось принять около двухсот человек, - ты-то поймешь, что это значит. А в ночь перед этим позвали на роды в. Щегловку, делал поворот, воротился дамой как раз к приему, только стакан чаю и успел выпить. На ярмарку съехались кой-какие приятели. Сели мы вечером за винт, потом выпили. Выпито было действительно основательно. Идет этак неделя за неделей, месяц за месяцем, треплют тебя во все стороны, - так, брат, иной раз замутит, что и на свет не глядел бы. И я уж знаю о себе: подойдет такая линия, - бывает это раз пять-шесть в год, задашь себе встряску, выпьешь, как следует, - непременно так, чтоб в похмелье быть, как в аду, - ну, и опять свеж и бодр... Воротился я, значит, домой. Зовут к больному, - "помирает". Грешный человек, не мог ехать, пришлось бы больничному мужику взваливать меня на телегу... Ну, вот и случилось...

Он молчал.

- Ты, брат, не знаешь, что такое земская служба... Со всеми нужно ладить, от всякого зависишь. Больные приходят, когда хотят, и днем, и ночью, как откажешь? Иной мужик едет лошадь подковать, проездом завернет к тебе: нельзя ли приехать, баба помирает. Едешь за пять верст: "Где больная?" - "А она сейчас рожь ушла жать...". Участок у меня в пятьдесят верст, два фельдшерских пункта в разных концах, каждый я обязан посетить по два раза в месяц. Спишь и ешь черт знает как. И это изо дня в день, без праздников, без перерыву. Дома сынишка лежит в скарлатине, а ты поезжай... Крайне тяжелая служба!

Он задумался, положив руки на колени.

- Служба крайне тяжелая! - повторил он и снова замолчал. - В газетах пишут: "д-р Петров был пьян". Верно, я был пьян, и это очень нехорошо. Все вправе возмущаться. Но сами-то они, - ведь девяносто девять из них на сто весьма не прочь выпить, не раз бывают пьяны и в вину этого себе не ставят. Они только не могут понять, что другому человеку ни одна минута его жизни не отдана в его полное распоряжение. А это, брат, ох, как тяжело, - не дай бог никому!..

Я позволю себе познакомить читателя еще с одной газетной заметкой:

"Петербург в настоящее время буквально может быть назван "беспомощным", - писал в июле 1898 г. хроникер "Петербургской газеты", г. В. П. - В течение последней недели мне три раза пришлось убеждаться в том, что летом столичные обыватели совершенно лишены медицинской помощи. Летом Петербуржец не смеет болеть, иначе ему придется очень плохо: он рискует не найти доктора...". Рассказав, как ему и некоторым из его знакомых пришлось тщетно искать по всему Петербургу врача, г. В. П. заканчивает свою заметку следующими "очень интересными принципиальными вопросами": "Имеют ли право врачи так неглижировать своими отношениями к пациентам, как они делают это в настоящее время? Являются ли врачи безусловно свободными людьми, могущими располагать своим временем по личному желанию? Короче, служат ли они обществу или нет?".