В Вересаев - Записки врача

И опять все в его тоне говорило, что профессор каждый день видит десятки таких плачущих, и что для него эти слезы - просто капли соленой воды, выделяемые из слезных железок расшатанными нервами.

Мы молча вышли, молча сели на извозчика. Сестра наклонилась, прижала к губам муфту - и вдруг разрыдалась, злобно давя рыдания и все-таки не в силах их сдержать.

- Не стану я принимать его глупых лекарств! - воскликнула она и, выхватив рецепт, разорвала его в клочки. Я не протестовал; у меня в душе было то же чувство, и всякая вера пропала в лечение, назначенное этим равнодушным, самодовольным человеком, которому так мало дела до чужого горя.

А вечером в тот же день я думал: где же найти границу, при которой могли бы жить и врач, и больной, и сумею ли я сам всегда удержаться на этой границе?

XIX

Как-то ночью ко мне в квартиру раздался сильный звонок. Горничная сообщила мне, что зовут к больному. В передней стоял высокий угреватый молодой человек в фуражке почтового чиновника.

- Пожалуйста, доктор, нельзя ли поскорее посетить больную! взволнованно заговорил он. - Дама одна умирает. Тут недалеко, сейчас за углом.

Я оделся, и мы пошли с ним.

- Что случилось с вашею больною? Давно она больна? - спросил я своего спутника. Он с недоумением пожал плечами.

- Прямо не понимаю!.. Что такое, господи!.. Она - жена моего товарища; я у них живу в нахлебниках... Вечером приехала с мужем из гостей, шутила, смеялась. А сейчас муж будит меня, говорит, помирает; послал за вами... Отчего это случилось, положительно не могу определить!

Мы поднялись на четвертый этаж по темной и крутой лестнице, освещая дорогу спичками. Спутник мой быстро позвонил. Нам открыл дверь молодой смуглый мужчина с черною бородкою, в одной жилетке.

- Доктор... Ради бога!.. - прорыдал он. - Поскорее!

Он ввел меня в спальню. На широкой двуспальной кровати, согнувшись, головою к стене, неподвижно лежала молодая женщина. Я взялся за пульс, рука была холодна и тяжела, пульса не было; я положил молодую женщину на спину, посмотрел глаз, выслушал сердце. Она была мертва. Я медленно выпрямился.

-- Ну, что? - спросил муж.

Я с сожалением пожал плечами.

- Умерла?! - захлебнулся он, и вдруг, глядя на меня остановившимися, выпученными глазами, быстро, коротко зарыдал, словно залаял; он как будто не мог оторвать взгляда от моих глаз, трясясь и рыдая этим странным, отрывистым, похожим на быстрый лай рыданием.

- Успокойтесь... Ну, что же делать! - сказал я, кладя ему руку на рукав.

Он тяжело опустился на стул и, раскачиваясь всем телом, схватился за голову. Стоявшая у комода девушка в ночной кофте и вязаной юбке громко заплакала.

Умершая холодела. Молодая и прекрасная, в обшитой кружевами рубашке она лежала средь смятых простынь, еще, казалось, полных теплом постели.

- Как все это произошло? - спросил я.

- Совсем была здорова! - выкрикнул муж. - Вечером из гостей приехали. Ночью просыпаюсь, вижу - лежит как-то боком. Тронул ее за плечо - не шевелиться, холодная... Господи, господи, господи, - повторил он, крутя на себе волосы. - Оо-оо-оо!.. Ваня, да что же это такое?!

Мой спутник жалко заморгал глазами.

- Ну, голубчик! Сережа! Ну, что же делать! - печально и упрашивающе произнес он. - Божья воля! Вон у Чепракова, сам знаешь, тоже было, - что же поделаешь против бога?

- Да ведь... сейчас только!.. На-астенька! Настя!..

Девушка оделась и пошла послать дворника за матерью умершей. Товарищ продолжал утешать мужа. Мне было нечего делать, - я встал уходить.

- Сейчас, доктор! Одну минутку... Будьте добры! - быстро проговорил муж.

Продолжая рыдать, он поспешно выдвинул ящик комода, порылся в нем и протянул мне три рубля.

- Не надо! - сказал я, нахмурившись и отводя его руку.

- Нет, доктор, как же так? - встрепенулся он. - С какой стати? Нет уж, пожалуйста!..

Пришлось взять. Я воротился домой. Мне было тяжело и обидно, полученные три рубля жгли мне карман: каким грубым и резким диссонансом они ворвались в их горе!

Мне представлялось, что так у меня на глазах умерла моя жена, - и в это время искать какие-то три рубля, чтоб заплатить врачу! Да будь все врачи ангелами, одно это оплачивание их помощи в то время, когда кажется, что весь мир должен замереть от горя, - одно это способно внушить к ним брезгливое и враждебное чувство. Такое именно чувство, глядя на себя со стороны, я и испытывал к себе.

О, эта плата! Как много времени должно было пройти, чтоб хоть сколько-нибудь свыкнуться с нею! Каждый твой шаг отмечается рублем, звон этого рубля непрерывно стоит между тобой и страдающим человеком. Сколько осложнений он вызывает в отношениях, как часто мешает делу и связывает руки!