Лорд Генри ухмыльнулся в ответ, и нагнувшись, резким движением сорвал в траве нежно-розовую маргаритку. И вслед за тем стал рассматривать цветок с преувеличенным вниманием.
– Нет ничего такого, чего бы я не мог понять! Уверен, пойму и это! – убеждал он, перемещая перед глазами крошечный маленький, золотистый овал с опушкой белых лепестков, – Поверить же я могу во что угодно, и тем сильнее, чем оно фантастичнее! В невероятное я поверю сразу и навсегда!
Дуновение ветерка стряхнуло с дерева несколько лёгких лепестков, а тяжкие гроздья сирени мириадами крошечных звездочек затрепетали в сонном эфире. У стены звонко трещал кузнечик. Мимо пролетела длинная синяя нить – стройная, тонкая стрекоза с шелестом промчаласьь мимо на своих тёмных слюдяных крылышках. Лорду Генри стало казаться, что он слышит удары сердца Бэзиля Холлуорда, и он удивленно осознал, что ему интересно, что будет происходить далее.
– Вот в чём тут дело…, – сказал художник, позволив себе сделать великую паузу, – Примерно месяца два тому назад мне пришлось присутствоать на светском рауте у леди Брэндон. Ты прекрасно знаешь, что мы, бедные творцы, должны время от времени высовываться в свет только для того, чтобы напомнить людям, что мы ещё существуем, пока что не сгнили в своих мастерских, мы живы и вовсе не дикари. Забравшись во фрак и обзаведясь белым галстуком, как вы сами изволили выразиться, любой пройдоха, даже биржевой маклер, может блеснуть репутацией цивилизованного человека или даже святого. Так вот, войдя в гостиную миссси Брэндон и поболтав минут десять с разными в пух и прах разодетыми важными птицами – вдовицами и замшелыми задыхающимися в припадках астмы академиками, я внезапно ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Я обратился к нему в пол-оборота. Так в первый раз в жизни я узрел Дориана Грея. Едва столкнулись наши взоры, как я почувствовал, что болезненная бледность заливает моё лицо. Странный инстинктивный ужас обуял меня. Я вдруг осознал, что жизнь меня свела с человеком, обладающим такой сильной и обаятельной натурой, что, стоит только поддаться ей, как она мгновенно способна поглотить мою личность целиком, полонить всю мою душу, поставить под контроль всё моё искусство. С молодых ногтей я больше всего боялся попасть в зависимость от других людей. Я не хотел никаких влиний со стороны. Ты, Гарри, ведь не будешь спорить, ты сам знаешь, сколь я независим по своей природе. Я всегда хотел быть и всегда оставался хозяином самого себя, во всяком случае, до знакомства с Дорианом Греем. Но тут… нет, я не знаю, как это тебе объяснить… Что-то подсказавало мне, что в моей судьбе сейчас свершается какой-то непоправимый, жуткий перелом. Перейдена какая-то красная черта! Я вдруг ощутил, что судьба готовит мне сверхутончённые радости и изыканно-мучительные страдания. Но что меня ждёт в конце? Меня объял ужас, и я дёрнулся, пытясь покинуть гостиную. Не разум побудил меня к такому срыву, а скорее животная трусость. Это желание покинуть поле битвы было не самым лучшим проявлением моей натуры.
– Укоры совесть и панические вопли трусости, по своей природе, это всё одно и то же. Совесть – это лишь реклама фирмы! Не более того!
– Не уверен в этом, Гарри; я даже знаю, что ты сам не веришь в это. Как бы там ни было, чем бы я ни руководствовался, это могла быть только гордость, ты знаешь, какой я горделивец, я стал дрейфовать к дверям. Но у дверей я, разумеется, был арестован леди Брэндон. – «Уж не собираетесь ли улизнуть от нас в столь ранний час, мистер Холлуорд? – запричитала она с своём каноническом стиле, А меж тем время у нас на дворе детское!» Вы ведь знаете её препротивный голос, не правда ли?!
– Не то слово Это павлин во всех смыслах, за исключением одной красоты! – сардонически сказал лорд Генри, сминая маргаритку своими тонкими, длинными пальцами, – Но что такое красота?
– Сколь я ни старался, отделаться от неё было совершенно невозможно! Она принялась бесконечно представлять меня высочайшим персонам, разным чинушам и жирным сановникам в лентах и воякам орденах, потом передвинула к древним, схожими с египетскими мумиями, дамам в чудовищных тиарах и диадемах, существам с такими шнобелями, каким могли бы позавидовать цветастые попугаи из джунглей Амазонки. Меня она представляла всем, как своего лучшего друга. До той поры я имел счастье общаться с ней только один раз, но она, кровь из носу, жаждала раздуть и представить меня какой-то записной знаменитостью. Припоминаю, как какая-то из моих картин произвела фурор в обществе; как это ни удивительно, о ней всё время галдела жёлтая пресса, что в наше время служит пропиской в виртуальный рай и гарантией салонного бессмертия, вернее мерилом бессмертия. Тут внезапно я очутился лицом к лицу с этим импозантным юным джентьменом, внешний вид которого поразил меня своей скрытой странностью. Мы стояли так близко, что едва не стукнулись друг о друга лбами. Взляды наших скрестилась вновь. С моей стороны это было безумием, но я обратился к леди Брэндон с просьбой познакомить меня с ним. Но может это и не было безрассудством, просто неизбежность. Я чувствовал, что мы всё равно бы столкнулись друг с другом и безо всяких формальностей. Я в этом убеждён. Потом Дориан сказал мне теми же словами почти то же самое. Он также ощущал, что наша встреча была предрешена.
Читать дальше