Олег Давыдов - Побег. Роман в шести частях

– Ли-ка! – донесся издалека трагический голос Толика, – Лика, а-у!

– Не будем отзываться, – сказала Лика, – ох, как он мне надоел! Тише.

Мы сели на огромный замшелый пень, солнечные лучи с трудом пробивали себе путь на дно оврага – разбившись о плотную листву дерев, они устало бликовали в токе ручья.

– Тише, – прошептала Лика, когда я положил руку ей на плечо, – ради бога, тише!

Склонившись, я чуть тронул губами ее шею, она отодвинулась. («Настоящая Диана», – была моя последняя мысль) – она отстранилась, но я успел заметить вставшие в ряд золотистые волоски, убегающие по ее хребту, и настороженную позу. Мы погрузились в оцепенение. Если хотите, я назову это медитацией.

– Ли-ка, Ли-ка, а-у! – слышалось по всему лесу, но Лика, по-видимому, действительно ничего не слышала. Ау, Лика!

Мы вышли, наконец, на не прекращавшийся ни на минуту зов.

– Как далеко мы забрались, – сказала Лика.

– Да, мы ничего не слышали, – мог только добавить я, пряча улыбку.

– Ладно, идемте обедать, – проворчал Смирнов.

Толик промолчал, но страдальчески поджал губы.

После обеда я уж было собрался отправиться на поиски Марлинского, но вдруг обнаружил, что записная книжка, где был нарисован план, как найти его, исчезла – вот так вот – куда идти? Скорей всего, я обронил ее, когда мы гуляли по лесу, ибо перед самым выходом записывал Ликин телефон и – точно помню – сунул в карман. Что ж, пришлось оставить вещи и идти искать не Марлинского, а книжку – по собственным следам.

Глядя под ноги, я все вспоминал, как натянуто прошел у нас обед, – как дулся Толик, как был рассеян Смирнов, да и мы с Ликой чувствовали себя из-за этого не в своей тарелке, хотя – что ж произошло?!

Тяжелая дождевая капля громко шлепнулась рядом, потом еще – и вдруг дружно, усиливаясь, зашелестело по всему лесу. Дождь загнал меня в плотно обросший ельником окоп на краю поляны – здесь можно было переждать любой ливень. Было видно, как на листе соседней березы постепенно скапливается крупная капля и затем медленно, как бы нехотя отделяясь, падает, словно малое солнце, на землю. Удары дождинок о листы были разнообразны, но все вместе создавали монотонную мелодию, понемногу настроившую и меня на грустный лад. Кто сидел в этом окопе лет сорок назад: немец? русский? фашист? коммунист? беспартийный? О чем он думал тогда? – так в своей сентиментальной печали гадал я, спасаясь от дождя, когда в его печальный лепет ворвался посторонний звук.

Он, этот звук, напоминал плеск весел, сопровождаемый скрипом уключин. Кто-то плывет на лодке? Но ближайшая лодка была, наверно, километрах в двадцати. Я тихонечко вынул голову из-под еловых лап: ничего – только, показалось мне, было что-то темновато; поднял вверх голову и увидал – тарелку. Она нависла над полянкой и, медленно снижаясь, вращалась вокруг своей оси.

В последние годы много написано о летающих тарелках – много среди этого недоразумений, попадаются и ценные наблюдения. Я ни с кем не собираюсь спорить из-за пустяков, не собираюсь давать никаких научных описаний летающих тарелок, классификаций и объяснений – это дело неблагодарное! – пусть читатель, если ему интересно, возьмет какое-нибудь руководство по этому вопросу и сам разберется, что здесь к чему. Моя задача другая: оставив в стороне все классификации и фальсификации, бьющие мимо цели, ввести вас в самую суть этой темной проблемы, в самую гущу этой столь тонкой, столь только умопостигаемой и неуловимой обыденным разумом материи:

Вскоре читатель поймет, что уже и ранее – вот до этого вот момента – я имел дело с тарелками, – имел с ними дело, не подозревая о том, – вскоре откроются странные тайны! Ну, смелее, читатель, подойди ко мне ближе – не бойся! – дай одеть на твою гордую выю сладкое ярмо веры – смелее, друг! – отбросив сомненья и страхи, вступи на чудный путь. Бодро шагай в этой упряжке, дабы вместе могли мы вспахать ниву моей истории, – доверься мне, брат! Ну же! – круглыми глазами ребенка взгляни на эту надвигающуюся громаду – она похожа на обыкновенную глубокую тарелку, покрытую перевернутой мелкой.

Тарелка наконец остановилась и зависла на двухметровой высоте, – зависла, и сразу под ней оказался человек: возник из ничего, проявился, сфокусировался, сконденсировался из дождя – что-то такое. Он воровато огляделся, расстегнул, деловито достал и, широко расставив ноги, начал мочиться. Моча была ярко-фиолетового цвета – сущий анилин – и светилась. Вот тут я и понял, что это тарелочник.