Георгий Чулков - Метель

Сандгрен с изумлением слушал сантиментальные рассуждения князя.

— Надо любить мир, Сандгрен. Вот что я вам скажу, — продолжал князь, не замечая того, что он все более и боле удивляет своего спутника. — И человека надо любить.

— Человека? Что это вы, князь, какой сегодня особенный…

— Разве?

— Ну, да! — совсем осмелел юноша. — Необыкновенный! Проповедуете как-то восторженно. И вообще всему радуетесь, как влюбленный… Как жених какой…

— Жених! Да, да! У меня невеста… Невеста! О, какое солнце! И голубизна какая вокруг… Это новая жизнь…

Сандгрен так и затрепетал от радости. Теперь он поедет к князю «расторопно» и все расскажет.

— Когда же свадьба, князь? — так и прильнул к его локтю назойливый бесстыдник.

— Скоро. На днях, — сиял Игорь Алексеевич, худо соображая с кем он говорит сейчас.

— И можно узнать, кто… То есть я хочу узнать, с кем… Впрочем, я догадываюсь…

— Солнце! Солнце! — бормотал князь.

И вдруг, заметив свободный автомобиль, он сделал знак шоферу.

— В Царское Село!

Сандгрен обиделся, и даже очень, когда князь, забыв с ним проститься, сел торопливо в автомобиль и захлопнул дверцу.

Паучинский и Полянов сбросили пальто на руки бритому человеку во фраке, и пошли наверх по лестнице, устланной красным ковром. Наверху, перед большим зеркалом, стояла полная дама, с вырезом на спине до талии. Она кивнула вошедшим, не оборачиваясь.

— Сегодня Митя Эпштейн будет, — сказала она, подмигивая. — Сосватай меня с ним, Семен Семенович. Я тебе потом удовольствие доставлю.

— У меня сегодня, душенька, совсем другая игра, — улыбнулся Паучинский. — Некогда мне с тобою…

Он взял под руку Александра Петровича.

— У меня сегодня азарт, маэстро. Не поиграть ли нам в самом деле?

— Голова болит, а то бы я сыграл, — сказал Александр Петрович рассеянно. — Вот разве в poker.

— Игра невинная, — усмехнулся Паучинский.

Они вошли в залу, где за зелеными столами шла игра.

— Вот вам и партнеры, — сказал Паучинский, указывая на Сусликова и какого-то толстого господина с сонным лицом, которые придвигали стулья к ломберному столу.

— И прекрасно, — сказал Полянов, делая вид, что он равнодушен к тому, что Паучинский направляется в соседнюю комнату, где игроки облепили рулетку со всех сторон.

Полчаса играл в карты Александр Петрович без всякого результата. Игра была вялая. Толстяк пасовал. Сусликов объявлял foul hand. Полянову приходили карты не очень блестящие.

У Александра Петровича в кармане было около семидесяти рублей и ему мучительно хотелось сыграть в рулетку.

А Сусликову нравился не слишком азартный poker. Он сделал гримасу, поджал под себя одну ногу и объявил royal flesh.

— Не могу больше, — сказал Полянов, вставая. — Пойду посмотрю, что делается там…

— А мне домой пора, — заторопился Сусликов. — Мария Павловна ждет… А все-таки все эти притоны ерунда. Один уют — в спаленке… Я и за других радуюсь. Когда, кстати, свадьба Танечки?

— Какая свадьба? Чья свадьба? — удивился Александр Петрович.

— Ну, будет вам, будет… Зачем таинственность? — юлил Сусликов, стараясь обнять Полянова за талию. — А мне домой пора. Прощай, дружок. А на свадьбу меня все-таки позовите. Люблю, признаюсь, наряд невестин… Вот жаль только монахи не придумали для венчания песен хороших. И натурально. Не их дело. И обряд весь вышел сухенький. А жаль. Хоронить, небось, монахи умеют. Распелись!

И он засеменил ножками к выходу.

«Какая свадьба? Что за вздор?» — думал рассеянно Александр Петрович, проходя через столовую, где за отдельным столиком какие-то франты самоотверженно тянули через соломинки ликерные смеси.

Этот нелегальный игорный дом, вот уже три года как обнаруженный полицией, после того как в нем застрелился сын весьма заметной особы, был одно время популярен в Петербурге. И особенно прославился он рулеткою. Игра здесь шла довольно крупная. Александр Петрович немало провел здесь бессонных ночей, искушая судьбу.

И сейчас ему хотелось рискнуть последним, призаняв у Паучинского. Но он знал, что играть нельзя, что дела его запутались и что страшно даже подсчитать, сколько он должен Паучинскому. Сам себя уверяя, что он не будет играть, направился Александр Петрович в комнату, где была рулетка. Но стоило ему увидеть толпу, плотно обступившую стол, и услышать возглас крупье, как тотчас же знакомое чувство соблазна и риска, острое жуткое и сладострастное загорелось в его слабом сердце.