Николай Лейкин - Воскресные охотники. Юмористические рассказы о похождениях столичных подгородных охотников

Вскоре показалась сама кузнечиха Василиса Андреевна, внося в комнату кипящий самовар и ставя его на стол перед диваном. Она уже несколько прифрантилась: на зеленое платье была надета черная бархатная кофточка, обшитая бахромой и стеклярусом. Она вся сияла улыбкой и задала вопрос:

– А что, господа, позвольте вас спросить, вы генералы будете?

– Нет. Мы несколько поменьше чином, – отвечал доктор.

– А то ко мне и генералы чай пить заходят. Судейского генерала Алексея Степаныча знаете? С шишкой такой он вот на этом самом месте. Так вот он… Очень прекрасный и веселый мужчина – надо чести приписать. Потом еще один генерал – Кирила Афанасьич. Уж из каких он генералов – не умею вам сказать, а только генерал.

– Кирила Афанасьич? Кирила Афанасьич по страховке он, – пояснил мужик. – Я знаю. Вот коли ежели что где сгорит, так он деньги выплачивает. На Гороховой они в Питере существуют. Я к ним щенка возил.

– Так вот эти господа сколько раз у меня бывали, – поддакнула Василиса Андреевна, заваривая чай. – Хорошие господа… Хи-хи-хи… – засмеялась она и прибавила: – Сколько раз здесь у меня и отдыхали. Прикрою я их кисейкой от мух – они и спят.

– А уж пуще всего ее, вашескоблагородие, купцы обожают за ее нрав веселый, – заметил мужик.

– Что ты, что ты! Да господа-то больше. На купцов-то я не больно-то и внимания обращаю. Что такое купец? Придет пьяный и начнет безобразить. А я люблю, чтобы на деликатной ноге. Я, господа, четыре года в Питере в кухарках у одного генерала выжила, пока в девушках была. Я какой угодно соус, какое угодно жаркое и сладкое – все могу. Вот судейский-то генерал нынче наезжал, так я ему раковый суп готовила.

– Все может – это верно, – махнул рукой мужик. – Ее в одно ухо вдень, в другое вынь. Баба походная.

– Да и посейчас бы, может статься, у того генерала в кухарках существовала, потому жалованья двенадцать рублей на всем готовом и от покупок рублей шесть наживала, а приехала я сюда к себе в деревню на побывку, с родственниками повидаться, а меня кузнец, покойный муж, и стал сватать. Вдовый он был, при всем хозяйстве. Ну, я подумала и вышла за него замуж. Вот кузница после него осталась, лошадей куем. Дом тоже… С какой стати теперь в люди идти? А что ежели к деликатному обращению я привыкши, так меня здесь господа посещают – вот мне и не скучно. Сем-ка я вам, гости дорогие, медку и вареньица к чаю выставлю. У меня для хороших гостей и свежий мед, и варенье есть. Варенье сама варила, – сказала Василиса Андреевна и отправилась за медом и вареньем.

– Господская кухарка, одно слово, первый сорт! – подмигнул ей вслед мужик и крикнул: – Ты, Василиса Андреевна, яиц-то господам неси на закуску. Они выпьют водочки и меня с тобой попотчуют.

Вскоре явилось варенье, мед, яйца. Доктор стал отвинчивать стаканчик от фляжки. Мужик заранее облизывался.

– Нате-ка, хозяюшка, выпейте.

– Да ведь я мужского-то, почитай, совсем не потребляю. Разве что рюмку… Вот ежели пивца ваша милость будет, то пошлите парочку. Вот он сбегает в питейный и принесет, – кивнула Василиса Андреевна на мужика, однако взяла стаканчик с водкой, выпила и закашлялась. – Пивца желаете? Можно, можно… – заговорил охотник, одетый тирольским стрелком, и полез в карман за деньгами.

– Да уж что пару-то приносить! – вскричал мужик. – Парой пива и мараться не стоит. Господа хорошие. Они и за полдюжиной пошлют. Прикажете полдюжины, ваша милость?

– Ну, тащи полдюжины.

Охотники выпили перед чаем и закусывали вареными яйцами. Василиса Андреевна сидела против них и рассказывала:

– Я в Петербурге-то и в театрах бывала. Всякие представления видела. Хорошо таково в Александринском театре представляют. Лучше, чем на балаганах. Я и Пассаж знаю. Очень чудесно в нем променаж делать, когда газ горит.

– Здесь-то, поди, скучаете, хозяюшка, после Петербурга? – спросил доктор, чтобы что-нибудь спросить.

– Я от мужицкого обращения скучаю, будем так говорить, – отвечала Василиса Андреевна. – Но так как меня господа посещают, то я при их политичных разговорах и отвожу душу. Кушайте, гости дорогие, чай-то, – кланялась она. – А что вот он давеча про купцов… Мужик этот самый… То купцов я терпеть не могу. Купец придет – и сейчас ему песни пой, сейчас ему потрафляй по его нраву. А главное – это то, что он над тобой же куражится. Ты ему потрафляешь, а он над тобой куражится. А чего тут? Я сама себе госпожа. Вот после мужа дом поправила, горницу на городской манер сделала.