Вадим Жмудь - Страстное тысячелетие

Жмудь Вадим Аркадьевич

СТРАСТНОЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ

Фантастический роман

Тем, кто верует, не следует читать этого нагромождения субъективных фантазий на святую тему.

Тем, кто ни во что не верит, это читать бесполезно.

Этот роман написан для сомневающихся.

Не учить кого-то, а задуматься хотел я с вами, друзья мои...

ЧАСТЬ I

НЕДОСТОЙНЫЕ МЫСЛИ ВСЛУХ

Друг - это всего лишь полуфабрикат, из которого два мастера - Доброта и Время - делают Предателя. Враги не предают, они остаются верны нам до конца. Если бы все всем были врагами, мир был бы стабильнее.

Друг, восхваляя, развращает, враг, порицая, очищает от скверны, заставляет стать лучше, чтобы противостоять ему. Враг не дает уснуть. Да здравствуют враги!..

Доброта - это вам не Справедливость. Справедливость воздает по заслугам. Заслужил - получи. Доброта дает не по заслугам. А почему же? По тому, что она - Доброта. Но она не всем дает поровну, а лишь тем, к кому добра. К Злу она не добра, Злу Доброта не дает. Значит, Доброта толкает Зло быть и дальше Злом.

Он призывал всех простить, но сам прощать не умел. А ведь Ему надлежало прощать как никому другому.

Если человек принес горе другому человеку, то он виноват перед ним. Его можно простить, но можно и не простить. Обиженный не обязан прощать обидчика.

Но бывают обстоятельства, когда обиженный обязан простить обидчика, ибо разделяет с ним вину, ибо ответственен за каждый шаг обидчика. Ибо он Создатель.

Кому другому, как не Создателю, следует прощать всех и вся? Быть может, если бы он прощал, то и все прочие прощали бы? А уж если он не прощает, как другие могут быть более великодушными. Разве это не дерзость - быть великодушнее самого Создателя?

И не есть ли его нежелание прощать основа всего Зла, сущего на земле?

Кто Ему мешает простить всех сегодня? И с этой же минуты установить всеобщее царство добра? Или Он не может переделать души без того, чтобы они прошли горнила страданий? А зачем же Он их такими создал?..

А мы если станем всех прощать, то Зло не приумножится ли?

Должен ли он убивать себя, чтобы спасти свои творения? Нравится ли Ему быть убитым?

Если нравится, то почему за это кого-то следует наказать?

А если нет, то и он не в силах отвратить того, что предрешено?

Значит, и Он играет по правилам, установленным кем-то, кто превыше Него? Тогда почему Он не прощает нас, если и Ему приходится подчиняться судьбе? если Он не свободен, то Он должен понять нас.

Впрочем, даже если Он и свободен, то и в этом случае Он должен понять нас.

А кто поймет до конца, тот станет ли судить?..

* * *

Он был похож на других, но не потому, что он был подобен им, а потому что Он их создал по своему подобию. И Он заставил всех играть те роли, которые он им отвел.

Но разве актер, играющий Ангела - Ангел? А исполнитель роли Дьявола Дьявол ли он на самом деле? Только дети, малые и большие, отождествляют актеров и их роли... Нет, не только они! Ещё Он. Создатель. Создав нас, он дал нам роли по своему усмотрению, но это не мешает Ему наказывать или награждать актеров за вины и доблести тех, чьи роли они исполняют... Только Его игрушки живые люди. И эта драма длится вечно, не смотря на то, что предел её уж назначен Им.

И мне предстоит предстать перед Ним и ответить за ту роль, которую Он мне предначертал, так строго, будто я в его спектакле был сценарист и режиссер, а Он - всего лишь зритель. На самом же деле Он - и сценарист, и режиссер, и актер, играющий главную роль, и зритель, и критик, и единственный судья нам всем.

Вот так, низвергая Ангелов в бездну, Он создаёт Дьяволов.

Твари и гады расплачиваются своей жизнью за две дерзости, соединенных вместе: за дерзость жить в доме радивой хозяйки и за дерзость попасться днём на её глаза, но и у них ещё есть укрытие и время, чтобы до него добежать. Мы же расплачиваемся за дерзость жить и быть послушными Его воле, и нет у нас укрытия от Него ни на земле, ни под землёй. Ибо всё в этом мире - Его дом, а мы везде чужие.

Добротой своей он ещё не создал ни одного Херувима из Сатаны, но гневом своим уже достаточно Ангелов обратил в Демонов.

* * *

Он был сын человеческий. Так Он называл себя. Он стал говорить об этом лишь тогда, когда все стали в этом сомневаться.

Он говорил, а они записывали. И многие потом перечитывали их письмена, и хотя они расходились в деталях, все они говорили об одном и том же. Их письмена - это благая весть. А я дневника не вел. Его бы никто и не прочел, кроме меня, а мне записывать ничего не надо, я и без того не забуду этих событий до конца этого мира. Никто не прочитал бы моего дневника, но мои мысли Он прочитает с такой же легкостью, как будто они изложены на пергаменте. Прочитает, ибо Он это умеет. Поймет, ибо Ему ведомо всё. Но не согласится. Потому что мои мысли это - "Евангелие от Ирода".